Наши методы были эмпирическими. Это счастье, что есть несколько очень ранних свидетелей, например, Тускуланские фрагменты, Евагрий, Иоанн Эфесский и Пасхальная хроника, которые были написаны в течение примерно столетия после последних событий летописи. На этом сравнительном материале мы можем проверить практику более поздних текстов, например, славянский перевод и фрагмент, к которому мы даем символ А — это хорошие свидетели. Но нет никаких сомнений в том, что некоторые из наших предложений для М* не восходят к редакции VI века. Некоторые из них, например, краткий Феофан, дают материал для М*, который был сокращен еще в Ba.
В другом месте мы, возможно, пошли слишком далеко назад, за текстом Малалы, вслед за его источниками. В книге 5, например, мы можем идти обратно мимо Малалы к Диктису, и могут быть другие подобные случаи в подробном рассказе о последних трех книгах, где мы можем дать реконструкции, скажем, из городской летописи, которые были реферируемы отдельно от другого источника, а также Малалы.
Археографическая реконструкция ранних текстовых слоев легче тенденциозной греческой летописной традиции, дающей сокращенные версии, переходящие из одного текста в другой. Цель — оставить пространство для материала из других источников, особенно современного самому писателю материала. В точках, где наши решения могут быть хорошо проверяемы ранними источниками, кажется, что в большинстве случаев, когда более полные версии событии сохранились в другом тексте, короткое повествование в Ba объясняется, как сокращение Ва М*, которое должно отличаться, по крайней мере, до некоторой степени, от другого, более полного варианта. Поэтому мы попытались использовать те же принципы в местах, где ранние свидетельства не сохранились. Наша задача облегчается, потому что мы работаем в переводе, и поэтому нет никаких причин для нас, чтобы мучиться над маленькими греческими языковыми пунктами, или изменением повествовательной окраски, видимой, например, в сирийских свидетельствах. Мы, вероятно, даем больше предложений для реконструкции М*, чем можно разместить в критическом греческом издании.
При выборе материала для безоговорочной поддержки в примечаниях, мы имели в виду вероятность 50%. Где мы думаем, что более вероятно, чем нет, что слова взяты из M* (или, что они находятся на прямой линии текстовой эволюции от Малалы к Ba) мы включали их без комментариев в примечания. Пассажи, где этот выход имеет менее 50% вероятности, были пропущены, или включены с выражением сомнения, или "CF", если это казалось интересным.
В длинном отрывке в Книге 5, а также рассеянные по более поздним книгам, об истоках имперского правления, Малала дает большое количество описаний главных героев его работы. Они принимают форму списков атрибутов, физических и моральных, и, как и все списки, они особенно нестабильны в текстовой традиции. Существует много возможностей для бездействия здесь и искажения текста от портрета к портрету. Официальные характеристики списков интенсивно изучались в начале этого века: Furst, 1902, Schissel von Fl 1908, Patzig 1911. В результате из принципов, провозглашенных в этих исследованиях, мы сделали для этих отрывков необычно положительные предложения по материалу, полученному из М*, даже если они сохранились в конце и, очевидно, восходят к проблемным источникам, таким как Homerica Цеца (которые представляют собой стихи гекзаметром).
Введение к книгам XIII-XVIII
Видимо, нет более парадоксальной ситуации в отечественной историографии, чем ситуация с «Хронографией» Иоанна Малалы. Одно из программных ранневизантийских сочинений, в котором представлен только что оформившийся византийский (всемирнохристианский имперский) взгляд на мировую историю, длительное время бытовавшее в культуре Древней Руси в славянском переводе, до сих пор не имеет полного научного русского перевода. Не будем искать причины этого явления. Текстологические трудности и ситуация со стабильным текстом на фоне различных рукописных традиций — очевидны. Но аргумент о том, что ценность исторического источника имеет лишь книга XVIII, которая переведена (кстати, не полностью) — смешон. Именно во взгляде антиохийского монаха VI в. на библейскую, античную и, конечно, византийскую историю заложены огромные исследовательские возможности в плане изучения великого и почти незаметного современникам ранневизантийского «сдвига» реальности — и исторической в том числе, что в итоге привело к формированию византийской картины мира в самых разных ее проявлениях, отличающейся от классической античности в сторону упрощения и «виртуализации», моделирования «новой реальности». Именно этот интерес движет современными активными исследованиями Малалы в мировой науке (достаточно назвать обобщающие коллективные монографии, изданные во Франции и Австралии). К сожалению, отечественная наука здесь мало что может предложить за последние полвека, кроме одной книги и ряда статей Л.А. Самуткиной, несмотря на гранты РГНФ, выделенные под исследование Малалы в начале 2000-х гг.