***
Их оказалось трое, вылетевших из погибающего линкора последними. Молодая женщина, работавшая в службе связи и оказавшаяся в отдыхающей смене. Совсем юный рядовой морпех, у которого едва начали пробиваться усы, а голос давал петуха каждый раз, когда он пытался заговорить. И судовой врач Волков, с глубокой ссадиной на лбу и запачканном кровью халате.
Как объяснил Хомскому доктор, когда их оттеснили в открывшееся чуть позади помещение – они до последнего помогали экипажу линкора эвакуироваться. В панике и спешке многие оказались ранены, это их кровь осталась на руках и одежде Волкова. А когда вылетели сами, далеко уйти не смогли. Фрегат словно специально ждал их челнок, прячась в тени линкора, и появился, едва они покинули ангар. Они бродили тут не так долго, и не встретили никого.
– Понятно, – сказал Хомский, хотя ему не было понятно совершенно ничего. – А что здесь вообще делается?
– Ничего. Коридоры, вот это помещение, – доктор повел рукой. – Там дальше есть какая-то дверь, но мы не смогли ее открыть сразу, а потом услышали шум и решили проверить…
Они почти встретились с отрядом Хомского, когда корабль начал прыжок. Сержант не дошел нескольких метров до коридора, отходящего под прямым углом от основного. А когда рассмеялся, его услышала девушка, и ее без того перенапряженные нервы не выдержали. Сейчас она сидела под стеной, плечом прижавшись к морпеху и вытирая катящиеся по щекам слезы, а рядовой неловко гладил ее по плечу и бросал на десантников злые взгляды. Внимания на него никто не обращал.
Хомский коротко объяснил, как они сами оказались на борту фрегата. Когда он рассказывал, как они штурмовали мостик, доктор недовольно морщился, а когда дошел до момента, как они бежали в ангар, неожиданно прервал:
– Так Петр Иваныч живой?!
– Да, – ответил Хомский ровно. – Десант Арете всегда выполняет приказ. Я должен был взять его живым.
– Так чего мы тут?! – воскликнул доктор, вскакивая, – Веди к нему! У него же… Он на ногах?
– У него удар, старик не выдержал потери корабля, – с глупой улыбкой ответил вместо сержанта Фарташ.
Доктор дернулся, как от удара, бросился к выходу. Хомский заступил ему дорогу, сказал:
– Им занимаются, лучше расскажите, что за дверь вы нашли.
– С дороги! Черт… – доктор словно о стену ударил плечом в грудь сержанту, прорвался боком и со всей возможной для его возраста скоростью побежал в сторону ангара.
– Тогда ты рассказывай, – обратился Хомский к рядовому. – И показывай.
***
Басов чувствовал, как его двигают, чьи-то руки сорвали пуговицы на форменной рубашке, потом с него грубо содрали мундир. Перед глазами стояла алая пелена, на грудь словно положили раскаленный камень, больно было даже просто дышать. Он почувствовал укол, а следом за ним по телу прокатилась ледяная волна, смывающая боль и оставляющая после себя только усталость. Он балансировал на самом краю сознания, пока не соскользнул в темноту.
Приходил в себя долго, только чувствовал кого-то рядом и слышал голос, но слов разобрать был не в состоянии. Над ним склонилось смутно знакомое лицо, уверенным движением его потрясли за плечо.
– Петр Иваныч! Ты с нами? Капитан?
Он хотел отмахнуться, неожиданно легкая рука взлетела, человек перед ним перехватил руку, удержал.
– Петр, просыпайся.
Басов рывком вынырнул из вязкой дремы, рванулся сесть, но не смог и повалился обратно. Человек рядом с ним – судовой врач, его друг Саша… Александр Волков.
– Что случилось? Мы в медотсеке?
– Случилось, Петр Иваныч, случилось… Ты не волнуйся только…
Тут Басов вспомнил все и сразу. И прыжок на помощь, и последующий бой… бои, и как все резко поменялось, а ему начали рассказывать про то, что он проспал двадцать лет… Гибель его корабля.
– Мы на «Селенге»? – спросил он с надеждой. Доктор посмотрел на него с плохо скрываемой грустью.
– Нету больше «Селенги», взорвали.
В груди снова защемило, где-то на периферии запищала аппаратура, доктор задвигался, запричитал:
– Тише, тише, загонишь себя совсем! И так еле вытащили! Если бы не тот десантник, Богданов, лежал бы сейчас… Он рассказал уже, как ты в молодого играл, пока до челнока бежали!