***
Вечер 14 (27)…16 (29) октября 1917 г.
Железная дорога Российской республики
Уйти удалось. Через полторы недели, двадцать третьего сентября, таясь, вышел к Быхову, где под арестом вместе с Корниловым сидит группа генералов. Здесь ещё сохраняется хоть какой-то порядок. Солдаты злобно поглядывают на офицеров, но открыто не выступают. Верные Корнилову текинцы защитили генерала от солдатского самосуда.
Позавчера Роман Васильевич и ещё шесть офицеров переоделись в солдатскую форму, выправили нужные документы и направились в Петроград и Москву, чтобы отыскать верных людей. Когда прибудет курьер от Корнилова, надо будет уходить на Дон…
Поезд дёрнулся раз, другой. Голицын открыл глаза. Пейзаж за окном поплыл. Медленно, потом всё быстрее-быстрее. Слава Богу, наконец-то поехали.
«Надо бы поспать», – устало подумал князь и сразу провалился в сон.
Проснулся оттого, что кто-то немилосердно трясёт за плечо.
– Товарищ, товарищ…
Роман Васильевич с трудом разлепил глаза. В тусклом свете вагонной лампочки над ним склонился силуэт. Пахнуло табаком и перегаром. Рядом ещё трое с винтовками.
– Патруль рабоче-крестьянской милиции. Ваши документы, товарищ.
Смысл сказанного дошёл не сразу. Голицын пару секунд тупо смотрел на мужчину, кивнул и полез за отворот шинели.
Да куда ж он их подевал?
– Ладно, товарищ, не надо.
Патруль пошёл дальше по вагону, выборочно проверяя документы. Роман Васильевич обратился к сидящему рядом солдату:
– Что за станция, браток?
Тот затянулся папиросой.
– Дно, говорят. А ты докудова?
– До Петрограда.
– Домой?
– Ага. А ты?
Солдат снова затянулся.
– А я до Сольцов, – он протянул Голицыну папиросы. – Будешь?
Хотя Голицын не курил, но среди солдат некурящих не встречал. А ведь он сейчас – обычный солдат.
– Давай.
Взял папиросу. Сосед протянул свою прикурить. Голицын затягиваться не стал, просто набрал в рот и выпустил дым. Иначе сразу бы закашлялся…
***
Вечер 16 (29) октября 1917 г.
г. Петроград
Царскосельский вокзал. Повсюду вооружённые солдаты, матросы, рабочие, студенты. Многие с красными повязками на рукавах.
Уже темнеет. До дома пешком минут тридцать. Реально оказалось дольше. Через два пикета не пустили, пришлось идти в обход.
За два квартала от дома остановил патруль Красной гвардии. Старший патруля, рабочий в тёмно-сером пальто и кепке, потребовал документы. Князь протянул солдатские бумаги. Рабочий посмотрел документы, потом, пристально, в лицо Романа Васильевича.
– Так с какого, говоришь, завода будешь, браток? – поинтересовался он.
– Да не с какого. Не успел поработать на заводе. Как война начиналась, мобилизовали, – пожал плечами князь.
– А звать тебя как?
Голицын улыбнулся про себя. Старый трюк контрразведки. Но ничего, Роман Васильевич всё, что написано в документах, вызубрил наизусть.
– Лопатин Афанасий Никифорович. Девяносто седьмого года рождения.
– Ладно, держи.
Рабочий вернул документы.
Вот и дом. Около парадного входа пятеро с оружием.
«Чёрт! Плохо. Что они здесь забыли?»
Саженях в тридцати остановился открытый автомобиль. Пассажиры вылезли и о чём-то быстро поговорили с шофёром. Потом открытый «форд» проехал мимо поручика. Роман Васильевич под прикрытием машины перебежал на задний двор. Аккуратно выглянул. Пятёрка солдат его не заметила. Слева двое, судя по силуэтам, мужчина и женщина. «И чего это они в такую пору шастают по городу, где толпы вооружённого народа, кому убить человека, что муху прихлопнуть? – невесело подумал поручик.
Подошёл к двери. Замка нет, потянул на себя дверь. Заперто изнутри.