– Кстати, о будущем, – вскинулся Тоха, – Василий Фёдорович, Надежда Сергеевна, я уже говорил Роману, уезжайте из России! Во Францию, Германию, лучше в Штаты. Двадцать пятого, двадцать шестого числа будет переворот. Большевики захватят власть. Начнётся резня. Дворян будут убивать. Просто так. За принадлежность к угнетающему классу. Вам нужно срочно уезжать. Десять дней осталось. Вы очень много для меня сделали, и я не хочу, чтобы люди, ставшие мне близкими, пострадали.
Князь поднялся с кресла, подошёл к занавешенному окну, отбрасывая причудливую тень от света керосиновой лампы. Отодвинув штору, посмотрел на улицу.
– Вы правы, Антон Дмитриевич, – не оборачиваясь, начал Василий Фёдорович. – Идеи у них, конечно, красивые. Земля - крестьянам, фабрики - рабочим, власть - Советам. Лозунги заманчивые. Я всегда настороженно относился к людям, которые предлагают красивые идеи. Как правило, это - мошенники, и чем краше, заманчивее для обывателя идея, тем больше людей за ними идёт. А потом горько сожалеют об этом. Знаете, – он обернулся, – приход к власти большевиков логичен и неизбежен.
– Как так? – изумился Роман. – Пап, ты о чём говоришь?
Князь вернулся в кресло. Налил уже остывший чай.
– У меня остались связи в Генеральном штабе. Один мой знакомый сказал, что в конце прошлого года группа офицеров разведки и контрразведки, пришли к государю с докладом. Среди прочего они сообщили, что война с Германией практически выиграна, но впереди ещё одна. Нужно срочно начать национализацию всей оружейной промышленности. И знаете, что ответил наш Государь? – Василий Фёдорович обвёл всех взглядом. – Он ответил: «Мне это не интересно». Каково, а! – князь чуть повысил голос. – Самодержец всея Руси отвечает, ему это неинтересно. Всего-то! Подумаешь мелочь! Оружейная промышленность! Многие из нас не могут понять до сих пор, как… Как Николай Александрович позволил втянуть себя в войну на стороне нашего давнего врага - Британии - против Германии, с которой у нас гораздо больше общего, чем с англосаксами, – князь немного помолчал. – Кому мы будем нужны в этой Британии или Америке, или в той же Франции? Благодарю за заботу, Антон Дмитриевич, но думаю, правильнее будет остаться здесь, в России.
Тоха лишь вздохнул и с грустью подумал: «Что ж, я сделал, что мог. Ну почему они все такие упёртые?!».
***
Чуть позже
Тоха закрыл дверь на ключ. Поздно, спать пора. Только сна ни в одном глазу.
Он подошёл к столу и поставил на него керосиновую лампу. Чуть отодвинул штору и глянул в окно. Темень.
Скинул эмпээсовский китель и, подойдя к шкафу, открыл чуть скрипнувшую дверцу. Достал «плечики», небрежно набросил на них китель и повесил внутрь.
В дверь тихо стукнули. Раз. Другой.
«Кто б это мог быть?» – удивился Тоха, закрывая шкаф. Шагнул к двери и, повернув ключ, потянул ручку на себя.
На пороге стоит Настя. В том же платье, что была за ужином. Причёску княжна расплела, и каштановые волосы волнами спадают на грудь и за спину.
– Можно?
Голос тихий.
– Настюш, поздно уже.
– Я ненадолго. Мне нужно с тобой поговорить.
– Заходи.
Княжна впорхнула внутрь, программер притворил дверь. Девушка подошла к застеленной кровати и присела на покрывало. Тохе ужасно захотелось сесть рядом, но мало ли. Вдруг войдёт кто.
Он придвинул кресло поближе к Насте и сел напротив.
Близость любимой будоражит кровь. Княжна, чуть опустив голову, теребит оборку платья.
Программер, с трудом взяв себя в руки, проговорил:
– О чём ты хотела поговорить? – голос прозвучал хрипло.
– Знаешь, – она всё также теребит оборку, не глядя на Тоху, – всё так неожиданно. Я подозревала, что с тобой что-то не так. Вёл себя странно. Говорил странные и непонятные слова. Но даже предположить такого не могла.
– Сильно бросалось в глаза?
– Иногда. Особенно со мной, – она улыбнулась, бросив на Тоху мимолётный взгляд.
Программер посмотрел на застывший огонёк «керосинки».
– Теперь ты уйдёшь.
Прозвучало, непонятно как. То ли утверждение, то ли вопрос.
Тоха перевёл взгляд на княжну. Та отпустила оборку и положила руку на кровать.