Князь поднялся с кресла, подошёл к занавешенному окну, отбрасывая причудливую тень от света керосиновой лампы. Отодвинув штору, посмотрел на улицу.
— Вы правы, Антон Дмитриевич, — не оборачиваясь, начал Василий Фёдорович. — Идеи у них, конечно, красивые. Земля — крестьянам, фабрики — рабочим, власть — Советам. Лозунги заманчивые. Я всегда настороженно относился к людям, которые предлагают красивые идеи. Как правило, это — мошенники, и чем краше, заманчивее для обывателя идея, тем больше людей за ними идёт. А потом горько сожалеют об этом. Знаете, — он обернулся, — приход к власти большевиков логичен и неизбежен.
— Как так? — изумился Роман. — Пап, ты о чём говоришь?
Князь вернулся в кресло. Налил уже остывший чай.
— У меня остались связи в Генеральном штабе. Один мой знакомый сказал, что в конце прошлого года группа офицеров разведки и контрразведки, пришли к государю с докладом. Среди прочего они сообщили, что война с Германией практически выиграна, но впереди ещё одна. Нужно срочно начать национализацию всей оружейной промышленности. И знаете, что ответил наш Государь? — Василий Фёдорович обвёл всех взглядом. — Он ответил: «Мне это не интересно». Каково, а! — князь чуть повысил голос. — Самодержец всея Руси отвечает, ему это неинтересно. Всего-то! Подумаешь мелочь! Оружейная промышленность! Многие из нас не могут понять до сих пор, как… Как Николай Александрович позволил втянуть себя в войну на стороне нашего давнего врага — Британии — против Германии, с которой у нас гораздо больше общего, чем с англосаксами, — князь немного помолчал. — Кому мы будем нужны в этой Британии или Америке, или в той же Франции? Благодарю за заботу, Антон Дмитриевич, но думаю, правильнее будет остаться здесь, в России.
Тоха лишь вздохнул и с грустью подумал: «Что ж, я сделал, что мог. Ну почему они все такие упёртые⁈».
Чуть позже
Тоха закрыл дверь на ключ. Поздно, спать пора. Только сна ни в одном глазу.
Он подошёл к столу и поставил на него керосиновую лампу. Чуть отодвинул штору и глянул в окно. Темень.
Скинул эмпээсовский китель и, подойдя к шкафу, открыл чуть скрипнувшую дверцу. Достал «плечики», небрежно набросил на них китель и повесил внутрь.
В дверь тихо стукнули. Раз. Другой.
«Кто б это мог быть?» — удивился Тоха, закрывая шкаф. Шагнул к двери и, повернув ключ, потянул ручку на себя.
На пороге стоит Настя. В том же платье, что была за ужином. Причёску княжна расплела, и каштановые волосы волнами спадают на грудь и за спину.
— Можно?
Голос тихий.
— Настюш, поздно уже.
— Я ненадолго. Мне нужно с тобой поговорить.
— Заходи.
Княжна впорхнула внутрь, программер притворил дверь. Девушка подошла к застеленной кровати и присела на покрывало. Тохе ужасно захотелось сесть рядом, но мало ли. Вдруг войдёт кто.
Он придвинул кресло поближе к Насте и сел напротив.
Близость любимой будоражит кровь. Княжна, чуть опустив голову, теребит оборку платья.
Программер, с трудом взяв себя в руки, проговорил:
— О чём ты хотела поговорить? — голос прозвучал хрипло.
— Знаешь, — она всё также теребит оборку, не глядя на Тоху, — всё так неожиданно. Я подозревала, что с тобой что-то не так. Вёл себя странно. Говорил странные и непонятные слова. Но даже предположить такого не могла.
— Сильно бросалось в глаза?
— Иногда. Особенно со мной, — она улыбнулась, бросив на Тоху мимолётный взгляд.
Программер посмотрел на застывший огонёк «керосинки».
— Теперь ты уйдёшь.
Прозвучало, непонятно как. То ли утверждение, то ли вопрос.
Тоха перевёл взгляд на княжну. Та отпустила оборку и положила руку на кровать.
— Не знаю. Наверное.
Девушка на миг закусила губу, всё ещё избегая смотреть на попаданца. Повисла неловкая пауза. Дурацкий момент, когда не знаешь, что сказать, как продолжить разговор.
— Антош, — Настя взглянул ему в лицо, — я никогда у тебя не спрашивала. Там, в твоём времени, у тебя есть невеста? Или жена, которая тебя ждёт?
Тоха давно ожидал нечто подобное, но Настя всё молчала, и когда почти смирился, вот он — любимый женский вопрос. И что отвечать? Про то, как мечтает… мечтал трахнуть Ксюху. Или о Верке. Кто ему Верка? Не жена, стопудово. Любовница? Ну да. Поймёт ли его Настя? И что он потеряет, если не поймёт? Он же не навсегда застрял в этом времени. Или навсегда? Этот вихрь мыслей промчался в Тохиной голове.