Выбрать главу

Вместо этого она встала во главе Двора, который лишил его сил и столько столетий довлел над ним. И этот Двор хотел, чтобы все оставалось, как прежде. Слишком серьезные перемены климата за короткое время не несли никому из них ничего хорошего. Ее люди жаждали действий и на каждом углу кричали о том, что нужно показать Кинану, что Зимний Двор по-прежнему намного сильнее его. Но в темноте, когда они бывали только вдвоем, Кинан нашептывал ей прекрасные слова о мире и гармонии.

Постоянно между двух огней… И все из-за него. Скажи Эш хоть слово, и он бросит меня ради нее.

Злясь на себя за то, что зациклилась на этом, за то, что вообще об этом думает, Дония с силой вытерла слезы, стекавшие по щекам. Он не принадлежал ей сейчас, как не принадлежал и никогда раньше, и ее не могла не пугать правда, от которой некуда было бежать.

Она взошла на свое крыльцо.

Кинан ждал ее. Между бровей залегла складка, выдававшая его беспокойство, когда он протянул к ней руки.

— Дон? — И в его голосе она услышала ту же тоску, что съедала и ее саму.

Едва он раскинул руки, все ясные мысли покинули Донию. Она скользнула в его объятия и поцеловала его, даже не позаботившись о том, чтобы сдержать лед внутри себя, не подумав о том, что это может ранить его.

Он остановится.

Но он не оттолкнул ее, наоборот, прижал к себе еще сильнее. Этот ужасный солнечный свет, который он нес внутри себя, засиял ярче. Снежинки, закружившиеся вокруг них, с шипением таяли быстрее, чем появлялись.

Он прижал ее к двери, и хотя дверь все еще была заперта, она со стуком распахнулась. Донии хватило одного короткого взгляда, чтобы увидеть, что Кинан растопил замок.

Сейчас не Солнцестояние. Мы не должны… Не можем…

На руках, где он прикасался к ней, виднелись рубцы, а на губах чувствовались ожоги. Она запустила руку в его волосы и притянула еще ближе к себе. Иней пополз вниз по его шее.

Он остановится. Я остановлюсь. В любую секунду.

Они уже лежали на диване, и крошеные язычки пламени подожгли край подушки возле головы Донии. Она выпустила на свободу еще чуть-чуть холода. В комнате начался самый настоящий снегопад.

Я сильнее. Я смогу остановиться.

Но он прикасался к ней. Он был повсюду, и повсюду она чувствовала его руки. И ей не хотелось останавливаться. Может быть, у них все получится. Может быть, все будет хорошо. Она открыла глаза, взглянула на него, и сияние ослепило ее.

— Моя, — шептал он между поцелуями.

Их одежда загоралась, тлела, когда снег тушил огонь, но только чтобы вновь заняться пламенем. Там, где руки Кинана касались ее кожи, появлялись все новые и новые ожоги, а на его груди и шее виднелись обмороженные участки.

Она вскрикнула, и он отстранился.

— Дон… — Его лицо исказила печаль. — Я не хотел… — Он приподнялся на локте и посмотрел на ожоги на ее руках. — Я не хотел причинять тебе боль.

— Я знаю. — Она скатилась на пол, бросив его одного на дымящемся диване.

— Я просто хотел поговорить. — Кинан с тревогой смотрел на Донию.

Она сосредоточилась на холоде внутри себя, а не на том, что он был так близко.

— О нас или о делах?

— О том и о другом. — Он поморщился, пытаясь натянуть на себя изодранную в клочья рубашку.

Дония смотрела, как он пытается застегнуть ее. Оба молчали, пока он воевал с испорченной одеждой.

— Ты меня любишь? Хоть капельку? — спросила она чуть позже.

Он застыл с поднятыми руками.

— Что?

— Ты меня любишь?

Он уставился на нее:

— Как ты можешь о таком спрашивать?

— Любишь? — Ей нужно было услышать ответ. Хоть какой-нибудь.

Он молчал.

— Зачем ты вообще пришел?

— Чтобы увидеть тебя. Чтобы побыть с тобой.

— Зачем? Мне нужно нечто большее, чем твое влечение ко мне. — Сказав это, она смогла не расплакаться, смогла сдержаться, чтобы он не понял, что ее сердце разбито. — Скажи, что между нами есть нечто большее, чем вожделение. То, что никто из нас не сможет разрушить.

Он казался ей статуей, освещенной солнцем — такой же прекрасный, как всегда, но в его словах не было ничего прекрасного:

— Дон, ну зачем? Ты же знаешь, что между нами нечто большее, чем то, о чем ты говоришь. Ты знаешь, что между нами.

— Знаю?

Он протянул к ней руку. Рука заживала, но он все еще был ранен.

Вот, что мы делаем друг с другом.