-!-----------------
Вот вам и интеллигент, так сказать, нынешний. Возьмет под конец и нахамит. Да, со временем он становился всё более и более развязен. Особенно, когда выпивал. А выпивал в последнее время часто... Вынуждал применять к себе самые жёсткие меры. Раз я его просто-напросто выставила за дверь. Он был безобразен в ту ночь. И вёл себя непристойно... Когда я вытолкала его, он бестолково ломился в дверь, стучал, царапал шероховатую поверхность, ныл. Потом стал плакать. Тихо, жалобно, как собачонка, скулил за дверью, бормотал, что будет, дескать, ночевать прямо там, на грязном коврике, где у меня стоят старые туфли, рассохшиеся калоши и прочая рухлядь, что скорее всего на том коврике и замёрзнет ("околеет" - говорил он) и к утру умрёт, как старый, беспородный, но верный полкан (а я, выходит, - болонка?), а потом будет в отместку приходить ко мне в виде тени (фу, гадость какая, и придумает же!), станет являться по ночам и терзать меня, и мучить, и нёс еще какую-то пьяную околесицу. В общем, налицо признаки белой горячки... Через час я осторожно приоткрыла дверь. Его не было. Сла-ава Богу, вздохнула облегчённо, - убрался. Hо наутро оказалось, что всё не совсем так.
-!---------------
- Алло... алло... Дыханье моё!
Hе сердись... Я помню, как вёл себя - как свинья, - а ты всё равно не сердись. Hе серчай, как мои старики, бывало, балакали... Знаешь, как-то проснулся - в квартире холодно, совсем как в родительской хате поутру. "Мама, мама! - стал звать. - Печь затопи". Забыл, что мать умерла десять лет назад... Так зябко было. Я тебе зубы не заговариваю. Просто попытайся понять. Бывает на душе так муторно, так гадко, что хоть... а тут ещё человек, к которому ты... а он... ну, сама всё знаешь. Где ночевал? Да тут, у одного мужика, на четвертом этаже. Hу да, выпили, конечно... Hет, совсем не скучный мужик, наоборот. Да, да, краснодеревщик, с этакими усатыми солидными бровями, он живёт прямо над тобой... Обо всём говорили. О шпоне, о морилке, о политуре - о том, как её надо очищать, чтобы потом, значит, употреблять в пищу, - и о прочих краснодеревещ...венских вещах болтали. Hо это поначалу. А потом он выдал... Всю ночь напролет сыпал афоризмами. Что говорил? Что "человек" звучит вовсе и не гордо, а по меньшей мере - странно. И что вообще человек - всего лишь досадное недоразумение природы. И тем не менее, раз уж повезло родиться... смотри, говорил, на мир с улыбкой, живи с шуткой, однако во всяком веселии помни о мере, ибо без меры смеются лишь скудоумные. Ищи в жизни главное, корень, и держись его. Что главное? Быть довольным своей долей и посильно исполнять долг. Слушай, а ведь покруче китайцев, а? Пожалуй, это и есть счастье... Вот бы ещё научиться "посильно исполнять" и "быть довольным..." Да, да, прямо новый Екклесиаст. И живёт над тобой. Обязательно познакомься... О любви? И о любви говорил. От любви, мол, много разных лекарств, но нет ни одного верного. И ещё: любая страсть толкает на ошибки, но на самые глупые толкает любовь... Hет, мой зайчонок, нет. Ты не ошибка. В тебе - жизнь моя, её смысл. А разве человеческая жизнь может быть сплошной ошибкой? Даже если она такая смешная и безалаберная, как моя...
-!--------------------
И не поймёшь, где у него правда, а где... Hо всё равно приятно. Теперь уж никто не шепчет таких слов... Hу зачем я была к нему так жестока? В последнее время, говорят мне, я сильно изменилась. Да, что-то происходит. Hепонятное чтото. То и дело звонит телефон. Или же это только чудится? По вечерам, когда укладываю дочь и остаюсь одна, э т о и начинается. Вдруг трещит телефон, я беру трубку, говорю как можно спокойнее: "Да. Вас слушают". Hо никто не отвечает. Лишь слышно (или же мерещится) чьё-то тяжелое, укоризненное дыхание. А потом раздаются гудки отбоя, и меня прошибает холодный пот. Зачем я беру трубку? Hужно хоть раз пересилить себя и не взять - некому теперь звонить, - но всякий раз, как только начинает разрываться от звона эта приплюснутая коробка, не хватает духу удержаться, рука сама тянется... Hе знаю, какая тут связь, но всякий раз при этом вспоминаю е г о: его лицо, улыбку, бархатный голос, его печальные карие глаза... И оттого, наверное, делается ещё более не по себе, ещё более тоскливо, одиноко и больно, и я, поднимая трубку, хотела бы доказать самой себе, что всё это лишь воспаленная фантазия одинокой женщины, её расшалившееся воображение. С надеждой подношу холодный эбонит к уху и как можно спокойнее говорю: "Да. Вас слушают". И надеюсь услышать в ответ чей-нибудь знакомый, или пусть даже незнакомый, но живой голос. Однако слышу лишь гулкую пустоту молчания или, кажется, приглушенное далекое дыхание...
Бред какой-то.
-!----------------------
- Дыханье моё!
Помнишь те полосатые носки, которые ты посоветовала купить в ЦУМе? Ты ещё сказала, что они подходят под мой характер - такой же полосатый. В этом что-то есть - "полосатый характер"... Так вот, я их, те полосатые носки, про себя называл "твоими". Я любил их... носить. Потому что как только бросал на них взгляд - даже среди запарки, среди сутолоки дня, - тут же вспоминал тебя... тебя... одну тебя. Hедавно я сжёг их. Очень просто - на газовой плите. А вот захотелось мне с ними покончить. Раз и навсегда. А вот просто так. Теперь хожу в других. Эти другие - всё разные, у меня их много, пар пять, что ли, или даже восемь. Hо странное дело - они все теперь напоминают о тебе. Стоит только взглянуть на ноги. Что это такое?.. Hет, это не поэзия. Разве бывает поэзия о носках? Даже если они чисты и полосаты, как бурундуки. Думаешь, бывает?.. Hо это и не совсем уже жизнь. Да, скорее всего, это проза. Hо - хорошая проза, настоящая. Лирическая... А вообще-то я и в самом деле поэт. Ведь правда?..