Тоума ставит пакет около друга, делает пару глубоких вдохов и подходит к койке. Печально осматривает её, стараясь не задерживаться на порезах, ссадинах, ожогах. На секунду останавливается на бледном лице – оно было умиротворенным, каким его никто никогда не видел. Единственное, что омрачало всю эту картину – осознание того, что произошло. Но ещё хуже было понимать то, что будет потом.
— Тебе тренер дал ещё неделю, — он хлопает по плечу и садится рядом. Вздыхает и закрывает лицо руками. Он не хочет видеть этого. Он хочет видеть вновь ту самую жизнерадостную девушку, которая была менеджером их команды. Чёрт возьми, её, а не эту бездушную и почти неживую! — И… Если нужна помощь, то ты только скажи.
В палате виснет тишина. Только писк приборов дико действовал на нервы. Охару уже в такт отбивал пяткой каждый возглас системы о том, что пациент ещё жив. Что его Шайни ещё жива.
— Она у меня всегда ассоциируется с плачем звёзд в море, — шепчет Макото.
Он продолжает бежать за ней в каждом сне, стараясь набрать сил на крик.
— Остановись! — спотыкаясь о что-то белое и прозрачное, едва сохраняет равновесие.
Шайни едва заметно оборачивается назад, улыбается и смеётся. Она была похожа на хрусталь – хрупкий, но невероятно красивый. Такой хранят только в самых безопасных местах, скрывая от чужих взглядов.
Её ноги босы, а платье немного порвано в подоле.
— Шайни, погоди! — он хрипит её имя, но уже более отчетливо, чем в первые его сны. Тянет руки вперед, но хватает лишь траву и хризантемы, растущие по всему полю. Сминает их и откидывает в сторону.
— Вы уже больше четырёх дней не покидали здание, — говорит врач, зашедший на очередной обход. Смотрит что-то на серых мониторах и делает пометки в больничном листе.
Охару сжимает ледяную руку девушки и смотрит на неё, не отрывая взгляда ни на секунду. Он считал это игрой в гляделки. Боялся, что если моргнёт первым, то смерть выиграет и заберёт самое дорогое, что у него есть. Аккуратно поглаживает по бледной коже, словно боясь навредить ещё больше, едва прикасаясь губами целует руки, прижимая их к щекам. И пусть он не брился уже давно, да и Шайни не любила этого. Пусть она очнётся от этого покалывания. Пусть она очнётся.
Его выгоняют домой и отправляют на отдых, говоря, что в это время девушку переведут на время в процедурную. Он нехотя возвращается к машине и садится на переднее сидение. Держит дверь открытой, не имея сил завести двигатель. Зарывается пальцами в волосы и плачет. Плачет здесь, а не в палате, боясь, что его Айсеки увидит его в таком состоянии. Трясётся и молится всем богам, которых он только знал. Кусает губы и сдерживается.
— Если бы я только мог докричаться до тебя во снах. Едва ли я могу до тебя дотянуться, моё милое Солнце.
Долго успокаивается, но окончательно перестаёт плакать лишь у дверей приюта, в котором Шайни подрабатывала в свободное время. Долго стоит у входа, не осмеливаясь постучать. Упирается лбом в кирпичную стену и надрывисто дышит.
«Я не смогу без тебя… Мне нужен твой свет…»
— Молодой человек, Вам плохо? — женский голос со спины был похож на голос того, ради кого он жил. Оборачивается и смотрит на стоящую с щенком девушку. — Вам помочь?
— Если бы я только знал… — едва слышно шепчет он и смотрит на небо.
Он покорно заходит в помещение и ждёт, пока к нему подойдут. Идёт к стенду и замечает знакомое лицо. Родные черты. Охару снимает фотографию и проводит подушечкой пальца по изображению. Чувствует тепло, исходящее от него. Улыбается сквозь слёзы, начинающие немного выступать на глазах.
— Это один из лучших наших работников за всю историю, — улыбаясь, говорит девушка, появившаяся из-за спины. — Вы что-то хотели?
— Да, — уверенно отвечает Макото. — Мне нужен щенок.
Он подымает глаза и видит небо. Оно не лазурное, каким казалось в прошлых снах. Обращает внимание на белые блики во тьме. Это и не небо вовсе.
— Шайни! — у него ещё нет сил, чтобы остановить её. Нет сил, чтобы крикнуть. Нет сил, чтобы схватить её за руку.
Бежит за ней, сбивая ноги в кровь. Замечает, что спотыкается о лепестки хризантем, опавших в этом сне. А были ли они до этого? Все дорожки усыпаны белыми цветами.
— Если я остановлюсь, то проиграю…
Это и не небо вовсе. Это море.
— Её состояние неизменное, — мужчина в белом халате поправляет очки, садясь с Охару на скамейку. — В пятницу будет собран консилиум, на котором будет принято решение об отключении Шайни Айсеки от аппаратов жизнеобеспечения.