Я смотрел на всё это и чувствовал себя абсолютно чужим, не вписывающимся в эту радужную атмосферу любви и нежностей. Словно клякса посреди тетрадного листа, на котором каллиграфическим почерком было написано любовное письмо.
Я и не заметил, как рядом с Рей оказался Кассиан, да и, видимо, её тоже застало врасплох появление парня.
– Поздравляю, дорогая, – он прижался к ней, как к родной, но девушка так и не подняла рук, чтобы обнять его в ответ, ей словно было неприятно находиться рядом с ним, и, видимо, он тоже это ощутил, мгновенно выпуская её из рук. Парень продолжал стоять напротив неё, но завёл руки за свою шею, и только спустя мгновение я увидел, как из-под ворота его рубашки он вытащил тот самый кулон, который когда-то давно также возвращал ей, когда Рей прилетела из Америки. Возможно, Кассиан нашёл его на той свалке, и, если я прав, то, думаю, после того самого дня он не расставался с ним ни на минуту. Его преданность и привязанность к ней поражали, и даже Рей замерла, когда он трясущимися руками пытался застегнуть цепочку на её тонкой шее.
Как только Кассиан закончил, Рей подняла голову и смотрела на сводного брата, не моргая. По её выражению лица было невозможно понять, рада ли она его видеть или всадила бы ему прямо сейчас нож в печень, но Даян, перебарывая стыд и вину, всё же робко сделал несколько шагов и, обхватив Рейну за плечи, наклонился и поцеловал её в лоб.
– С днем рождения, родная.
Он отстранился, но продолжал смотреть ей в глаза, а взгляд Рейны бегал по его лицу. Со стороны казалось, что сейчас она видела в нём того самого родного человека, который заботился о ней много лет, покупал ей подарки, растил её, защищал от всего мира, лишь бы её маленький детский мирок был в гармонии, спокойствии и безопасности. В её глазах было столько боли, смешанной с благодарностью, тоской и сожалением… Рей сама подалась вперёд, буквально падая в его объятия, уткнувшись в его грудь, и, крепко обхватив спину руками, тихо заплакала. Даян будто пытался втолкнуть её в себя, обнимая в ответ так крепко, закрывая её от остальных своим телом.
– Прости меня. Я умоляю тебя. Прости… – причитал он, и в какой-то момент его голос надломился, а тело затрясло. – П-прости-и!
В зале воцарилась тишина, лишь всхлипы Рей раздавались по помещению. Даян не мог совладать со своими руками, то гладя её спину, то запутываясь в её волосах, но не выпуская из объятий. Никто не мешал им на несколько секунд отбросить прошлое. Никто не мешал хоть на мгновенье вновь стать семьёй, которой они были много лет, стать теми самыми любящими друг друга братом и сестрой, которых я когда-то знал. Я сразу вспомнил, как познакомился с Даяном, как впервые увидел Рей в его руках, словно всё это было в прошлой жизни.
Когда Рейна успокоилась, украдкой вытирая ладонями щёки, Даян отступил на шаг и сам начал стирать слёзы с лица родного для него человека.
Рядом с ними появился Рид, и Даян моментально отступил.
Ройс не церемонился, молча заключил её в объятия, будто обиженного маленького ребёнка, даже не утруждаясь в её разрешении, и застыл, поставив подбородок на её макушку и прикрыв глаза. Им не нужны были слова, они с Ридом прошли слишком много и плохого, и хорошего. Дружба, которая переросла в безответную любовь сначала с её стороны, а потом – с его. Безответная любовь, которая оборвалась ненавистью и предательством. Ненависть, которая на глазах исчезала, будто вновь сдаваясь дружбе. Этих двоих связывало так много эмоций и чувств, что, наверно, лишь их сердца понимали, что именно они испытывают друг к другу на самом деле.
Когда Ройс наконец отпустил её, за моей спиной послышался дружелюбный голос:
– С днём рождения, Рейна.
Синие глаза забегали в поисках источника голоса, и Рей плавно кивнула, а на лице появилась мимолётная нежная улыбка.
– Спасибо, Дориан.
Брат даже не стал подходить к ней. Я не знаю, что их связывало, я никогда не разговаривал с Дорианом о ней, но хоть и был ослеплён своей любовью, я не был глуп, чтобы не заметить, как именно он всегда смотрел на неё, как именно он назвал её однажды. «Омри» – так называла Дориана его мать, когда он был ребёнком, так он назвал впервые в жизни другого человека. Он назвал Рей «жизнь моя», и я никогда не забуду то мгновение, тот день и огонь в его глазах. Я много раз хотел поговорить с ним об этом, но страх узнать то, что я не хочу знать, каждый раз откладывал этот разговор.
Меня пробил озноб, когда я почувствовал на себе синие глаза. Среди всех людей лишь я ещё не сказал ни слова, лишь я не поздравил её и не попросил прощения. Я не мог сдвинуться с места, будто разучился ходить. Я не знал, какие слова подобрать, потому что их всё равно было бы недостаточно, чтобы выразить ту глубину чувств, которую испытывал.
Я чувствовал на себе почти все взгляды, но видел лишь её одну, остальные были как расплывчатое пятно, сливающееся со стенами, мебелью и с тенями в полумраке.