Нужно было добыть ещё яйцо. Вернее – семь штук – на всю ближайшую неделю, пока Хрю – так называла она теперь своего подопечного – ещё так мал. У них в запасе яиц не было: куры-несушки ещё не открыли сезон и ждали от хозяев еды, ничего не давая взамен всю зиму. А вот любимая Наташкой знакомая бабуля, заходившая недавно навестить к ним суровую и не очень-то гостеприимную их бабушку, хвалилась, что куры начали нестись и она уже собирает яйца к Пасхе!
Что это за праздник, Наташка толком не понимала. Знала, что весной красят яйца луковой шелухой и пекут высокие куличики-«паски», с которыми ходят потом на могилки поминать тех, кто уже ушёл… А вот про яйца она запомнила и собралась к старушке просить помощи! Бабуля, у которой не было своих детей, очень любила девчонку за песенки, которые та пела везде, где только могла, и сразу прониклась её бедой. Она выделила поросёнку четыре яйца и сказала, что надо разделить каждое на два дня, целого слишком много.
Придя домой, девочка тут же согрела с полстакана молока, добавила в него часть яйца (это было непросто, потому что оно сразу хотело выпрыгнуть из скорлупы целиком). Добавила ещё немножко сахара – на самом кончике ложки. Хорошо размешала, взяла пипетку и направилась к своему «лазарету», где под теплом настольной лампы – вместо тепла родных и близких – спал поросёнок.
Малыш был так слаб, что еле дышал. Наташка начала с ним ласково разговаривать, и он слабенько хрюкнул. Она осторожно раскрыла ему ротик и влила сразу половину содержимого пипетки. Хрю судорожно сглотнул и снова хрюкнул. Как будто уже погромче! И потихоньку, не спеша, удалось ему скормить где-то четверть раствора. После этого молочко стало выливаться у него из пасти, и первое кормление было завершено.
День за днём Хрю становился всё сильнее и крепче! Через недельку он уже не только пил из пипетки, а научился сам кушать из тарелочки. Ему стали добавлять в молоко утренние каши, которые варила для всех домашних мама. Он подрастал, и скоро ему уже не нужна стала согревающая лампа: под шкуркой, которая ещё так недавно была прозрачной и вызывала только сострадание, появился слой жирка.
Только месяц ей разрешили держать Хрю в доме. Подросшего хорошенького поросёнка взрослые решили отселить в хлев: благо, за это время весна вступила в свои права и стало тепло. Бабушка обидно дразнила Наташку «поросячьей маткой». А поросёнок, кажется, совсем не считал это шуткой: едва завидев свою спасительницу, он издавал тот самый визг, которым его собратья возвещают мамам, что голодны. Он бегал за Наташкой, как верная и преданная собачка. Если она чесала ему бочок или за ушком – Хрю закатывал глаза и падал в какой-то свой поросячий обморок. От восторга! Вскоре подымался и опять старался подставить под руку девочки головёнку или спину, пышный бочок.
Других людей он так не выделял. Еду, конечно, принимал от всех, кто приносил. А вот визжать и ласкаться – это увольте. У меня своя мамка есть!
Вскоре Наташка не удержалась и решила на Хрю проверить принципы дрессировки собак из новой книжки, попавшей ей в руки. Оказалось, что её поросёнок ещё и превосходит иных друзей человека сообразительностью и памятью! Он с удовольствием бежал и приносил ей брошенную вдаль вещь; быстро понял, чего от него хотят, и начал проныривать под девчоночьими коленками из стороны в сторону при каждом Наташкином шаге. Вызывая восхищение всех, кто мог это наблюдать. А уж как он любил играть с разными мячиками! Трудно поверить, но, понаблюдав, как Наташка со сверстницами играет в «Чоки-верчоки», – Хрю научился взбрыкивать копытцами и тоже подбрасывать мяч в воздух! Конечно, сложные «колена» игры он освоить не мог, но наблюдать за тем, как играют девчонки, мог подолгу. Речь человеческую он, как будто, понимал, и реагировал на отдаваемые своей «мамочкой» команды так потешно, что посмотреть на дрессированного поросёнка собирались даже взрослые. Самыми же забавными были его попытки выполнить команду «Сидеть!». Наклонившись вперёд и опершись на передние ножки, свою заднюю часть он резко шмякал оземь, и замирал на мгновение в таком виде. А потом весь падал на бок! Почему-то это было так смешно, что народ хохотал; а новоявленный "клоун", кажется, был этому очень рад и изображал на мордашке такое выразительное самодовольство, что все потешались ещё сильнее!