Таланты Хрю этим не ограничивались: у него были выдающиеся слух и нюх: летом, когда его начали гонять за речку пастись вместе с другой домашней живностью, он издалека слышал голос своей хозяйки-"мамы" и визжал изо всех сил, чтобы и Наташке его тоже услышать… А про обоняние Хрю она узнала, когда попробовала играть с ним в прятки: поросёнок неизменно её находил, как бы тихо и в каком бы закутке она ни сидела.
Но тёплое лето, полное игр и веселья, подошло к концу. «Поросячья матка» собрала свой первый ранец и отправилась в школу. С другом-поросёнком они виделись всё реже, хоть и ежедневно. Казалось даже, что он затосковал и немного похудел. Впрочем, поросёнком его могла считать уже только Наташка, которой, как всем мамам, казалось, что её малыш – всё ещё малыш. А это был уже молодой, крупный подсвинок.
Наташка всё чаще заговаривала дома, чтобы Хрю «запустили» в зиму, как это делают обычно со свиноматками, от которых ждут приплода. Что он такой умный; что поросята от такого отца, возможно, будут потом вообще какими-нибудь расчудесными. Мама прятала глаза и переводила разговор на другие вещи. Ни «да», ни «нет» она не говорила. А сама грустно думала, что, – будь жив и вырасти к осени весь приплод поросят по весне, – можно было бы и оставить ребёнкова дружочка...
Осень в новых школьных заботах и хлопотах промчалась очень быстро, и вот уже конец ноября ударил морозами. Прилетели к деревне снегири, и Наташка видела их каждое утро и днём, спеша по прямой дороге, через базы, к школе, и обратно домой. Ох, и красивые это были птички: алые шейка, щёчки и брюшко; белое подбрюшье, чёрные головка, хвостик и крылышки. А по этим самым крылышкам – белые полосочки. Спинка серебристо-серая...
Наташка возвращалась в тот день из школы, и шумливое её сердечко как-то неловко, больно и мучительно сжималось и разжималось. Почему-то она забеспокоилась о Хрю. Как будто слух у неё стал таким же чутким, как был у него. Как будто слышал этот внутренний слух что-то, чего голова ещё не знала... Войдя во двор, девочка оставила ранец на крылечке и пошла попроведовать и порадовать своим возвращением своего поросёночка. Но пусто стало в его загоне...
Ни слова не сказала она дома и села за уроки. В этот самый день её детство закончилось. И несколько лет девочка не брала в рот вообще никакого мяса. И никто не смог ей этого запретить.