— Захлебнулся?
— Да.
— Хорошо и подушечками сначала попробовать,— осклабляясь, заме¬тил Епископ,— а пожаловаться не на что. Главное — знаков не оставляет!
— Нет, тут мало подушками,— возражал Патрон.— Нужно такую встряску прописать, чтобы и другим заказал ябедничать-то...
— Мы его на воздуси подымем! — провозгласил Шлифеичка.
— На воздуси, да хорошенько,— подтвердил Атрахман, который чув¬ствовал теперь особенное озлобление к несчастному Фунтику.
VII
За Фунтиком был устроен самый тщательный надзор, так что бурсе положительно был известен каждый его шаг, каждое слово. Епископ вы¬слеживал зверя с особенным старанием. Мальчик, ничего не подозревая, продолжал держать себя, как и раньше, хотя не мог не заметить, что товарищи по классу как будто сторонятся от него. Даже Матрешка, пользовавшийся общим презрением, и тот точно избегал Фунтика.
«Неужели кто-нибудь видел, как я ходил к инспектору?» — мелькну¬ла в голове мальчика мысль, и эта мысль оледенила его.
Собственно, инспектор ничего не узнал через Фунтика. Мальчик отка¬зался полным незнанием, а когда инспектор пригрозил ему розгами — расплакался. Тем дело и кончилось. Но это не помешало инспектору пригласить фунтика во второй раз и, конечно, при такой же таинствен¬ной обстановке. Таким образом, несчастный ребенок попался среди двух огней: не послушаться инспектора — придется плохо, послушаться — еще хуже. Но Фунтик уже настолько проникся идеями бурсы, что даже не мог себе представить, как он будет рассказывать что-нибудь про товарищей, то есть ябедничать. Однако пришлось идти к инспектору и во второй раз.
Фунтик знал, что он рискует, но разве он мог не идти? Бедный ребенок с крепко бившимся сердцем прокрался опять в инспекторский флигель и тихо кашлянул в передней.
— Это ты? — тихо спросил инспектор.— Иди сюда... Да не бойся ни¬чего, я тебя не дам в обиду.
Маленький уютный кабинет инспектора был убран, как игрушка. Ок¬на были закрыты спущенными шторами; на письменном столе, под зеле¬ным шелковым абажуром, горели две стеариновые свечи. Свет от них мягко падал на кучку бумаг, которые лежали на одном конце стола, и ярко блестел на красивом пресс-папье из уральских камней. В бронзовой пепельнице дымилась сигара, которую инспектор только что успел вынуть изо рта.
— Ну, садись...— предложил инспектор, указывая Фунтику на стул.— Опять ничего не знаешь?
— Нет.
Инспектор пытливо посмотрел на испуганное, побледневшее лицо Фун¬тика и подумал: «Нет, его не следует запугивать, а то ничего не добьешься...»
— Ты, пожалуйста, не бойся меня,— старался он успокоить своего гостя.— Я ведь не для себя хлопочу, а для вас... Ведь большие ученики бьют маленьких? Ну, например, тебя? Да? О, я по глазам вижу, что бьют...
— Нет, не бьют,— твердо ответил Фунтик.
— Ах, какой ты... Зачем ты обманываешь меня? Этакой маленький, а обманываешь.
— Я не обманываю...
— А водку пьют? Ведь пьют... а?
Сколько инспектор ни пытал Фунтика, однако и на этот раз ничего не мог добиться от него.
— Ну, ступай теперь домой,— сказал он, наконец, когда уже самому надоело продолжать бесполезный допрос.— Да, смотри, не попадись кому на глаза, а то тебя еще, пожалуй, и поколотят...
Фунтик отправился в обратный путь. Осторожно миновав столовую, он вошел в маленькую дверь, которая вела в нижний коридор и отделя¬лась темными сенями от лестницы вверх. Фунтик не успел сделать двух шагов по сеням, как в темноте чья-то сильная рука схватила его прямо за лицо и зажала рот. Потом несколько рук подхватили его маленькое тело и, как перышко, быстро потащили в верхний этаж. Фунтик хотел крикнуть, попробовал освободить одну руку, но это усилие было просто жалко в тех железных клещах, в которых находилось теперь маленькое тело Фунтика. Мальчик понял, куда его тащат, и от страха закрыл глаза. Когда его втащили в третий этаж, он заметил только, что тащившие его бурсаки были все в одном белье, босиком и в бумажных масках, из кото¬рых страшно сверкали темные отверстия для глаз.
— Я не ябедничал!..— вскрикнул Фунтик, когда его втащили в Лап¬ландию и, как кошку, бросили на кровать.—Я…
Этот детский крик, крик самого отчаяния, жалко потерялся в глухом шуме засвиставших в воздухе подушек. Наказание подушками в бурсе счи¬талось одним из самых страшных. В каких-нибудь полчаса с самым креп¬ким человеком делалась страшная рвота, а потом обморок. Фунтик очень скоро замолк под ударами подушек.
— Стой! — крикнул Епископ.
Бедный мальчик лежал на кровати без чувств. Один из бурсаков на¬брал воды в рот и спрыснул его. Фунтик очнулся и страшными глазами посмотрел кругом: пароксизм рвоты несколько облегчил его, и он осла¬бевшим голосом крикнул: