— Учись, братец, человеком будешь,— говорил он, улыбаясь сквозь слезы, на прощанье своему сыну.
Под градом сыпавшихся на нас благословений мы, наконец, тронулись в путь. Тимофеич всем махал рукой и горел от нетерпения, как бы скорее ехать. Через полчаса родное гнездо скрылось за горой, и мы тихим шагом потянулись по пыльной летней дороге.
Дорога шла между гор, то спускаясь, то поднимаясь. День вышел жаркий, лошади скоро устали. В гору мы все, кроме мамы, выходили из экипажей и шли пешком. Такое путешествие всем нам нравилось, и никому в голову не приходило печалиться. До города было верст полтораста с лишком, и нам нужно было ехать по крайней мере дня три. Дорогой отец много рассказывал нам.
— Вы счастливы,— говорил он нам,— вам не придется испытать того, что мы переносили. У вас будут книги, у нас их не было; у вас будут хорошие учителя, у нас только зубрили. Вы уже в годах и можете жить своим умом, а нас отдавали учиться восьмилетними ребятишками. Нас плохо одевали, плохо кормили, жили мы в сырых и темных комнатах; вам этого не придется испытать и потому вам легко будет учиться.
Мы слушали, навострив уши. Отец дополнял наши сведения, говорил, что не нужно трусить на приемных экзаменах, а то все наши знания пойдут прахом. Он нам говорил, что если мы будем хорошо учиться и перейдем в семинарию, то из философского класса можно будет выйти и поступить в университет и что в университете можно выучиться на казенный счет. Мы слушали и думали о приемных экзаменах.
На четвертый день нашего путешествия из-за соснового бора показался город. Мы с братом в этом городе уже бывали, так как наш дед с материной стороны жил от этого города всего в шестнадцати верстах. Красиво раскинулся город перед нашими глазами. День был солнечный, все кругом ликовало. Ярко белели на солнце городские дома, церкви и общественные здания. Тимофеич долго смотрел на город, он, видимо, был поражен представившимся зрелищем. В нашем заводе не было ни одного каменного дома, и наша небольшая деревянная церковь, вся потонувшая в зелени черемух и лип, выглядывала оттуда только одной верхушкой колокольни с высоким шпилем, покрытым белой жестью.
Мы заехали в город, нас сразу охватило городским шумом. Мы невольно притихли, нам всем троим сделалось как-то не по себе от обступивших нас зданий, от едущих и идущих мимо нас людей. Мы глазели по сторонам, как настоящие провинциалы, пальцами указывали на предметы, особенно нас заинтересовавшие. Нам говорили, что пальцами указывать нехорошо, и мы ограничивались только растворением ртов и невольными восклицаниями, вырывавшимися порой из нашей груди.
На следующий день отец всех нас троих повел к смотрителю училища на приемный экзамен. Смотритель встретил нас довольно ласково. Такой прием ободрил нас, и мы приступили к экзамену. Смотритель принимал нас в своей квартире, в небольшой чистенькой гостиной. Начался экзамен. Смотритель сидел на диване; около круглого стола, стоявшего перед диваном, разместились мы. Отец стоял за нами и в минуту опасности выручал нас. Мой брат отличался и отвечал лучше всех. Меня с Тимофеичем подкузмили славянские спряжения. Но мы все-таки все трое были приняты, экзамен сошел для нас очень и очень счастливо, и мы весело отправились в квартиру, где остановились. Отец остался у смотрителя.
Итак, мы были учениками уездного духовного училища. Инспектор привел нас в класс и указал наши места. Мы, как новички, забрались на самую заднюю парту. Около нас кипела самая живая и бойкая толпа,нас окружили со всех сторон, и мы, как пойманные зверьки, искоса оглядывали новых товарищей. Вопросы сыпались на нас градом, и мы не знали, кому отвечать, но вошел учитель, и нас оставили. Я внимательно слушал, что говорил учитель, я старался запомнить его слова, но дело не клеилось у меня, и к концу класса разболелась сильно голова. Кончились классы, и мы шли домой. Помню, как около нас бежали ученики, толкались, кричали, барахтались, падали в пыль на дорогу. Мы шли тихими стопами, как и следовало новичкам. Тимофеич весело поглядывал по сторонам, он чувствовал, что здесь
дело пахнет ребрами, а за этим он не постоит, значит, и дело в шляпе...
После обеда мы отправились осматривать город. У всех троих были деньги, и мы могли их тратить, куда угодно. Мы долго ходили по рынку. Тимофеич купил себе яблоко, а брат накупил себе и мыла, и помады, и гребенку, и многое другое, так что в его кармане сделалось пусто. Он еще что-то хотел купить и попросил у меня денег, но я ему не дал. Сам я себе ничего не купил, потому что берег деньги.