Отец уехал к деду на три дня. Мы утром ходили в класс, вечером занимались у себя в квартире. Брат и Тимофеич преуспевали в науках, а мне не везло, у меня каждый вечер разбаливалась голова, и я не приготовлял свою порцию науки. Через три дня приехал отец узнать, как идут наши дела. Он справлялся о нас у учителей, расспрашивал обо всем нас. К вечеру у меня разболелась голова, и я не мог заниматься. Я лег спать с отцом. Я рассказывал ему все подробно, он меня слушал. Я ему говорил, что не могу понять учителей, что мне трудно вечером готовить урок, что у меня болит голова, и в заключение заплакал. Отец внимательно слушал меня и потом заговорил. Он много говорил, но я не помню всего. Он говорил мне, что ему жаль меня, потому что я такой «худяк», что мне трудно учиться здесь, но что он все-таки должен отдать меня сюда. Так как мне всего было двенадцать лет, а в четвертый класс, в который мы поступили, можно было поступать и восемнадцати лет, то отец решил увезти меня домой еще на два года.
На другой день я уехал домой, брат с Тимофеичем остались в городе...
— Что, братец, видно, убоялся бездны премудрости и возвратился вспять?!—смеялся, по приезде моем домой, о. дьякон, но я соображал, что мне очень выгодно на время убояться этой бездны и пожить дома.
Скоро промелькнули два года в кругу родных, и вот я снова, только теперь уж один, предпринимаю путешествие в училище.
Я помню, было ясное, морозное, осеннее утро. Обоз, с которым меня отправили, двигался до крайности мед-
ленно. Ночью выпал иней, колеса скрипели, дорога замерзла, и меня всю ночь, часов шесть сряду, немилосердно трясло на одной из телег обоза. Утром, наконец, когда обоз полз через сосновый бор, показался город, весь залитый утренним светом. Ярко белели городские дома на утреннем солнышке, высоко к небу поднимались колокольни, блестели шпицы, кричали отчаянно галки. Обоз добрался до постоялого двора. Люди, лошади, телеги, голуби — все перемешалось в одну живую кучу. Я рассчитался с ямщиком и поскорее выбрался из этого живого ада на улицу.
Мне нужно было добраться до квартиры, которую хвалил мне брат. За пятнадцать копеек «ванька» довез меня до места моего странствования, я и со своим имуществом очутился перед большим, старым, деревянным домом с мезонином на верху. Неприветливо смотрел на меня большой дом своими окнами, но мне было не до этого, мне нужно было отыскать свое будущее жилище. Я поднялся на второй этаж и очутился в небольшой, довольно грязной прихожей, где и встретился лицом к лицу с самой хозяйкой квартиры. Это была женщина лет сорока, небольшого роста, с сморщенным лицом. На одном плече у нее было надето какое-то рваное казинетовое пальтишко, в руках она держала пучок лучины. Она пытливым оком окинула мою особу. Я начал свою рекомендацию, что так-де и так, мой брат нахвалил мне вашу квартиру, не оставьте, пожалуйста...
— Ваш брат?..
Я назвал фамилию.
— А, знаю, знаю, он иногда приходил сюда, такой высокой, тоненькой?
— Да.
— Знаю, знаю. Место будет, пойдем.
Из прихожей хозяйка повела меня в большую комнату.
— Вот твои товарищи,— заговорила хозяйка, указывая на толпу мальчиков,— ты будешь пятнадцатым... Прошу любить да жаловать!—обратилась она к ним.
Я сунул свои пожитки в первый угол и оглянулся кругом. Комната была большая и светлая, но в ней было что-то, что сразу отталкивало. Это происходило, вероятно, от того, что комната была давно не белена, на полу был сор и грязь. С первого раза мебель труд-
но было разглядеть, потому что, прежде всего бросался в глаза стоявший около стен ряд ящиков, принадлежавших ученикам. Это все придавало комнате такой вид, что как будто кто-то собрался совсем переезжать отсюда, но еще остался по непредвиденным обстоятельствам на некоторое время. Я огляделся и решил, что жить здесь еще можно. А товарищи уже обступили кругом и допрашивали меня обо всем самым подробным образом. Я отвечал, как умел, и в свою очередь- узнал, что классы уже начались и что пора идти в училище. «В училище, так в училище»,— думал я и, поправивши немного свою амуницию, вместе с другими поплелся в класс.
Вот и училище. Большая вывеска золотыми буквами докладывала, что это «Духовное уездное училище». Прошли ворота, зашли на широкий училищный двор. Я оглянулся назад, и мне вдруг сделалось жаль чего-то, мне захотелось воротиться назад, но это было уже поздно, нужно было явиться к смотрителю училища.
О. смотритель, у которого я два года тому назад держал экзамен, принял меня довольно ласково. Он подробно расспрашивал меня обо всем и дал наставление вести себя хорошо.