Ко мне подошел старый приятель, делавший со мной договор о хлебе. Он сел за парту рядом со мной. Вся его фигура была до того характеристична в эту минуту, что так и просилась на полотно. Сколько непонятного злорадства, какой-то затаенной ненависти пробивалось в каждой черте его физиономии, в каждом движении. Но мне было не до наблюдений, так как дела, видимо, принимали дурной оборот.
— Так ты ябедничать, а?!. Ты и на меня скажешь?!. Скажешь ведь? А хлеба-то принесешь завтра, а?
Я хотел отодвинуться от него, но с другого конца парты меня не пускали.
— Подлец ты, вот что я тебе скажу!
С этими словами я получил звонкую пощечину. Драться я не мог, потому сначала, что мой противник был сильнее меня, а затем потому, что дело пришлось бы иметь со всей бурсой, так как она была кровно ос-
корблена в лице одного из своих представителей. Я это отлично понимал и потому не бросился на врага, так как ни победы, ни пощады нельзя было ждать. Я наклонился над партой, чтобы задушить слезы, котррые подступали к горлу. Это была первая пощечина в моей жизни, и я не мог отомстить ее, поэтому в довершение полного моего унижения, мои глаза наполнились слезами.
— Ах ты, нюня! — ругнул меня кто-то.
В класс вошел учитель. Я долго не мог успокоиться, потому что размышления самого печального свойства не переставали толпиться в моей голове. Я принужден был кусать губу до крови, чтобы снова не заплакать. Урок был греческого языка, и учитель спросил меня. Я отвечал хорошо для первого раза. Это ободрило меня несколько, но класс кончился, и я снова остался среди моих врагов.
Я еще никогда не чувствовал себя так скверно, как в эту минуту. Мне страшно хотелось куда-нибудь убежать, провалиться сквозь землю, скрыться куда-нибудь, но нужно было сидеть. Мои товарищи не забыли меня и решили поездить на мне. Какой-то большой детина подошел ко мне, схватил за руки и, как перышко, вытащил на середину класса. Сопротивляться не было никакой физической возможности, но я употребил последние усилия, рванулся, но не тут-то было, я был в крепких руках, которые, как клещи, держали мою шею.
— Садись, робя! —закричал кто-то.
В одно мгновение на моих плечах очутилось несколько человек. При диком хохоте и завываниях всего класса потащили меня за шею по комнате. Я упирался, барахтался и, наконец, пал на пол, силы окончательно изменили мне. Наконец меня оставили, и я, пошатываясь, побрел за свою парту. Все были веселы, все были рады чему-то. Пред самым моим носом, как из земли, вырос давший мне пощечину.
— Что, славно? Еще не так проедемся, вперед не ябедничай. Мы тебя еще побуткаем, погоди!..
Я ничего не слыхал, что он говорил мне. Я не плакал, я даже не думал, что со мной и вокруг меня делается, я положил свою голову на парту, как совершенное ненужную более мне вещь, и в таком положении пробыл до самого конца классов. Я не видал учителя, не слышал, что он говорит. Я опомнился только тогда,
когда вышел на улицу. В каком-то тумане бродили мои мысли, я не мог ничего сообразить хорошенько, что со мной делается. Только одно я чувствовал и понимал до боли ясно, что мне гадко, скверно теперь, как никогда еще не бывало.
Осенний день вышел на славу, теплый, ясный. Тихо и как-то задумчиво смотрел на все этот день, он точно прощался с кем. И среди этой тишины и света судьба еше взяла одного человека под непосредственное свое покровительство и дала ему первый урок той мудрости, которая зовется умом-разумом.
Пришли на квартиру. Отобедали. Время от двух часов до пяти вечера считается свободным, и каждый может делать, что ему угодно. Некоторые из учеников ничего не делали и в смертельной скуке слонялись из одного угла в другой. Другие занимались чем-нибудь, что не требовало умственных усилий,— сшивали тетради» обкладывали книги, что-нибудь переписывали и т. п. Большинство же прямо после обеда взялись за книги. Возьмет человек книгу и снует с ней из угла в угол, повторяя во всеуслышание какую-нибудь одну фразу до тех пор, пока она вся целиком не засядет в голове. Потом тоже проделывалось с другой, с третьей и т. д. фразами, и из этих уже фраз составлялся целый урок. Это. господа, голое зубренье...