Я мысленно проклял флот и его одержимость экономией места и денег. Проклял конструкторов «Посейдонов» и, больше всего, проклял то, что заставило меня согласиться с рекомендацией Лин изменить схему патрулирования. Она была права насчет этого, но она была права и в том, что это нас всех погубило. Вернее, это я нас всех погубил, согласившись на это. Мой корабль — моя вина. Я еще не настолько опустился, чтобы полностью забыть о бремени командования.
— Сколько времени? — надавил я на своего главного инженера.
— Минимум четыре часа на замену. Придется разобрать весь правый конверсионный блок, чтобы просто добраться до этой штуковины.
Это была ужасная новость. Меньше чем через это время враг будет у нас на хвосте, и от «Персефоны» и всех нас на борту останется лишь облако свободных атомов, дрейфующих в космосе. Не будет преувеличением сказать, что эсминцу класса «Ятаган» понадобится всего один точный выстрел, может, два, чтобы полностью нас уничтожить.
— Что ж, полагаю, мне лучше подняться на мостик и посмотреть, не можем ли мы выбросить белый флаг, — неохотно сказал я.
Потому что мы все знали, что этот вражеский корабль не оставит нас в живых. Они не отвечали ни на одну из попыток Лин связаться с ними. Они продолжали нас глушить, так что было даже неясно, слышат ли они нас. Возможно, они сменят гнев на милость и примут нашу капитуляцию теперь, когда мы сбросили ускорение, и если я подам сигнал о сдаче ходовыми огнями с помощью светового кода. Но я в этом сомневался. Мы были неудобными свидетелями того, чем бы ни занимались два корабля Коратаса в захолустной системе на окраине прометеанского пространства, вдали от их собственных границ.
По иронии судьбы, теперь, когда наша смерть была практически предрешена, у меня наконец появилось время подумать, что же это могло быть. Почему эти вражеские корабли забрались так глубоко на нашу территорию? И почему именно Герсон? Это была никчемная система, даже по сравнению с другими системами на отшибе, так далеко от Сола. Большинство людей на Прометее никогда не увидят ни Сол, ни Землю; даже на самом современном прыжковом корабле путь туда занимал шесть месяцев. Общее правило гласило: чем дальше от Сола, тем меньше ценность системы. А Герсон был так далеко, как только можно.
Другой вопрос, который пришел мне в голову, — кто помогал коратанцам. У них, очевидно, были наши схемы патрулирования, и наши приказы были написаны так жестко, что мне стало ясно: кто-то намеревался помешать нам сделать именно то, что мы сделали, изменив нашу схему, чтобы у этих коратанцев был свободный путь в систему.
Это наводило на мысль, что Уэйнрайт была в деле. При нашей встрече она вела себя колюче, но не производила впечатления предательницы. Но с другой стороны, это была оценка массового убийцы, так что я был ненадежным судьей характеров.
Я попрощался с О’Мэлли, который не слышал меня из-за звона в ушах и уже вовсю орал — слишком громко — приказы своим инженерам начинать замену крыльчатки. Это было слишком поздно и слишком мало, но по крайней мере это давало им чем заняться в ожидании смерти. Хорошо иметь хобби.
Быстрая четырехминутная прогулка от машинного отделения до мостика не принесла мне ни одного сколько-нибудь удовлетворительного ответа на мои два вопроса. Когда я вернулся в свое капитанское кресло, Лин взглянула на меня. По ее глазам я понял, что она уже знает о крыльчатке и нашем безнадежном положении… и что она винит себя.
— Я снова пыталась с ними связаться, сэр, — почти прошептала она. — Никакого ответа. И они все еще глушат наши сигналы бедствия. Спустить флаг?
— Выполняйте, — сказал я. Это был приказ начать передавать сигнал о сдаче ходовыми огнями. Как я уже заключил, это не сработает. Но это была стандартная процедура, и мы ничего не теряли, попробовав. К тому же, отступление от устава, вероятно, довело бы Есаян до инфаркта и убило бы ее еще раньше.
— Есть изменения в курсе эсминца? — спросил я Ингбара. Еще одна призрачная надежда. Может, им надоело, и они отвернули.
— Никак нет, сэр. Два часа двадцать семь минут до входа в зону поражения.
Отлично. У нас оставалось чуть меньше двух с половиной часов жизни. Удивительно, но в этот момент я снова поймал себя на мысли о Карле. Когда женишься, как-то ожидаешь, что вы вместе до конца, и что когда этот конец наступит, вы уйдете вместе, желательно держа друг друга за руки до последней секунды. И хотя я сам толкнул ее в объятия другого мужчины, разрушил наш брак, и она ясно дала понять, что больше никогда не хочет обо мне слышать, казалось просто неправильным встречать свою надвигающуюся смерть без нее рядом. В то же время, я испытывал огромное облегчение, что ее здесь нет, что она не умрет со мной и будет жить дальше. Странно. Думаю, команда флотских психологов могла бы написать довольно толстую книгу о моем свихнувшемся мозге.