— Так, так, — приговаривал он, снова силясь зажечь спичку. Его хозяйские обязанности почти закончились, теперь и он мог повеселиться… Женщин, сидящих на скамьях, пусть угощает жена, да и всех остальных тоже, пока пуншу в кувшине хватит.
— Хорошая девушка эта Майса, — заметил управляющий, — не знаю, кто там был ее отец, но сразу видно, не из тех, кто занимается черной работой. Фу ты, господи, того и гляди ноги отдавят!
Танцующие пустились в галоп, да так, что за печкой слетели с полки двое санок.
Старый Дёрум, сгорбившись, сидел молча и тихо попыхивал трубкой; одним глазом он наблюдал за Майсой Юнс и Эллингом, которые танцевали шотландский танец; он знал, что у жены на их счет свои планы и что она тоже поглядывает на них и все примечает… Ну что же, Эллинг — парень работящий… Только, чтобы обзавестись своей мастерской, одного этого мало…
У дверей развернулись какие-то переговоры.
— Ну конечно! — воскликнула мадам Йёрстад. — Пусть Тилла заходит, и Марен, что служит у Суннбю, тоже. Это наши хорошие знакомые, мадам Андерсен!
— Вот уж не думала, что попаду в дом, где служанок считают за хороших знакомых. — И мадам Расмуссен стала громко звать своих дочерей: — Теа! Ларсине! Подите сюда!..
— Она уйдет! — забеспокоилась мадам Йёрстад.
— А ты, мать, дай-ка еще выпить. — Маляр налил в пивную кружку пуншу покрепче; он-то знал, где собака зарыта: питье, которым его жена угощала женщин, показалось мадам Расмуссен чересчур слабым.
Тилла и Марен уже лихо отплясывали каждая со своим кавалером, то и дело натыкаясь и наталкиваясь в тесноте на другие пары. Надо же наверстать упущенное. Юбки их так и взмывали вверх, открывая обтянутые грубыми шерстяными чулками икры и стоптанные, мокрые от снега башмаки.
Старый Дёрум откашлялся и сплюнул, выпуская клуб дыма; ну и пылищу подняли, ишь как топают, всю грудь заложило. Ох-хо-хо! Он повернулся, взял с подоконника стакан и отхлебнул глоток, чтобы промочить горло.
Из полуоткрытых дверей в мастерскую валил пар; а у порога все шире расползалось темное сырое пятно от растаявшего снега, который приносили на башмаках те, кто выходил на улицу выпить.
Во дворе парни, не скупясь, передавали из рук в руки бутылки и возвращались в мастерскую раскрасневшиеся и веселые. Они и девушек уводили с собой и заставляли их выпить пунша.
— Нет, спасибо! Пустите меня! Да нет же, говорю вам, нечего меня тащить! Мне хватит того, что я выпью здесь. — Енсине не по душе были эти махинации за дверью.
Появился Юханнесен — белокурый приказчик из лавки Суннбю. Маляр радушно встретил его и начал угощать. Не успели оглянуться, как он уже танцевал с дочкой управляющего.
Плик, плик, плик — скрипка едва пиликала и в разгар танца смолкла совсем.
— Ага, Шёбергу тоже захотелось пунша!
— А как же! Надо смазать машину, — сострил кто-то.
И вдруг снова раздалось «плик, плик, плик», и кто-то закричал:
— Да смажьте же машину!
— Здесь, кажется, танцуют? — В открытую дверь заглянул студент Хьельсберг; он только что вернулся из города и решил полюбопытствовать… Ах, и Майса тут, вон как кружится, словно пушинка…
— Вам чего?.. Вы что, здешний? — раздались голоса вокруг.
Он увидел мадам Йёрстад и быстро нашелся:
— Нет ли здесь Шёберга, мадам Йёрстад? Мне бы поговорить с ним. Он обещал запаять мой кофейник со спиртовкой.
— Здесь он, здесь, господин студент.
— Понимаете, если сегодня он его не сделает, быть мне утром без кофе.
— Знаете, сейчас его не просто заполучить, он у нас за скрипача… Но, может, вы не откажетесь зайти и обождать немного… Это студент с нашего двора, — объяснила она окружающим.
— У вас, видно, рождественская вечеринка, — заметил Хьельсберг, проходя в мастерскую.
— Крестины, господин студент.
— Так вот, значит, почему днем была такая суматоха.
— Да, да, дочурку крестили, назвали ее Хирстине.
— Она у вас, кажется, четвертая или пятая, мадам Йёрстад?
— Шестая…
— Это уж слишком! — проворчала мадам Расмуссен, рядом с которой он сел — другого свободного места нигде не было. — Многовато для одной семьи…
Студент не собирался вступать в беседу с красной, грузной мадам Расмуссен, но он улыбнулся и кивнул ей, словно прислушивался к ее словам.
…Майса не смотрела в его сторону. Но вот она улыбнулась… С ней всегда забавно разговаривать, она так поглощена делами всех этих Скэу, Транемов — или как их там зовут, кого она обшивает. Можно подумать, что все они ее лучшие друзья. А на самом деле работает как лошадь за свои жалкие марку и шесть шиллингов в день.