– Своего истоптали бы всмятку.
– Где у вас это? – обратился ко мне замполит.
– Заберете? – обрадовался я.
– Ну, уж нет, храните. В базе посоветуемся с руководством и примем решение, – поднял он указательный пале, – это ж ВАЛЮТА!
В его произношении каждая буква в этом слове была заглавной и вызывала отвращение. С того дня ко мне надолго приклеилась кличка – валютчик.
Возвращение в базу было неожиданным. Мы уже недели две ждали заправку топливом и продовольствием с какого-то танкера, но встретиться с ним никак не удавалось. Питание становилось все более однообразным: выгребли все баталерные припасы и заначки. Большой ларь с картошкой и овощами, установленный на баке, сорвало с креплений и смыло волной еще меся назад во время шторма где-то около Мальты. Очевидцы успели заметить, как он воспарил над палубой и пронесся в пяти дюймах от надстройки со скоростью встречного экспресса Октябрьской железной дороги. Поэтому из круп у нас оставалось лишь немного риса, а из мясных продуктов консервированные деликатесные говяжьи языки в желе. (Надо сказать, что с тех времен я никогда не допускаю представлений о языке в кулинарном смысле, а к рису отношусь с определенным предубеждением.)
Говорят, что истощение моторесурса нашего корабля было для всех неожиданностью. Причем продлить его без капремонта никто не решился. Регламенты, однако. Срочно в базу – решило руководство. Заправлять нас, естественно, не стали, а посему еще дней пять-шесть всем нам предстояло оставаться «язычниками», хотя баталер-кормиле эти консервы наверняка берег для выгоднейшего послепоходного бартера.
В базу нас сразу не пустили и оставили ночевать на внешнем рейде, предупредив, что с утра на корабль прибудет комбриг со свитой для проведения заслушивания по результатам похода. Всю ночь вылизывали пароход, драили медяшки, писали доклады и справки. Шел инструктаж личного состава о том, как правильно отвечать на провокационные и дурацкие вопросы. Готовился праздничный завтрак из известных деликатесных продуктов «язык проглотишь».
Утром, после бессонной ночи корабль, ведомый командиром, блестяще швартанулся на свое штатное место. Подтащили сходни, и на борт, отдавая честь флагу, словно отмахиваясь от назойливых насекомых, проследовали один за другим крупнозвездные офицеры числом не менее двадцати.
Заслушивание в кают-компании проходило спокойно. Результаты похода были приличными: задачи выполнены, люди живы, техника условно-исправна. Диссонансом прозвучала лишь баллада замполита о его поединке с долларом, который пытался искушать личный состав. Моя роль троянского коня – носителя коварной зелени выглядела роковой. Это выступление внесло некоторую живинку в массы, и проверяющие, сдерживая улыбки, разошлись по постам в хорошем настроении. Меня подозвал к себе начальник политотдела, потеребил мою галстучную заколку и, повернувшись к замполиту, повелел:
– Сдать в банк.
– Спасибо, – ляпнул я и попросил разрешения удалиться.
Тот по-отечески кивнул и мечтательно погрузил взгляд в украшение кают-компании – картину морского сражения времен парусного флота. Замполит бдительно прочесал левым глазом картину, не отрывая от меня взора правого глаза. Уходя, я слышал басок НачПО:
– А тебе, дорогой, пора в академию. Перерос ты здесь себя, перерос… В ответных словах замполита сквозила умеренно дозированная смесь глубокой сыновьей благодарности и искренней горечи от возможного расставания. Я быстренько вышел в оптически мертвую зону относительно политруководства и успешно покинул кают-компанию.
В тот же день под конвоем штатного пропагандиста политотдела N-ской бригады я прибыл в банк. В ответ на нашу просьбу принять пять долларов девушка из банковского окошка нажала на какую-то кнопочку, и из неприметной двери в стене помещения появился мужчина не первой молодости в сатиновых нарукавниках.
– Я начальник отдела банка. Чем могу служить?
Мы рассказали легенду о волне, выкинувшей на палубу бутылку, в которой вместо призыва о помощи оказалась зловещая валюта.
– Лучше бы там оказался волшебник-джинн, – доверчиво улыбнулся банкир, – с ним у вас было б меньше проблем.
Он объяснил, что из-за такой мелочевки не собирается тревожить свои многочисленные гроссбухи и вносить путаницу в отчетность. Да и мне нет резона писать заявления и собирать справки и характеристики.
– Доллары принадлежат вам, – закончил свою речь банкир, – но владеть ими вы не имеете права.
От этой фразы несло мертвечиной, и мне стало грустно.
– Как же быть?
– Есть один элегантный выход. Я позвоню в наш магазин, и вы там что-либо себе купите на имеющуюся сумму, а чек отдадите своему бдительному начальнику.
«Умные и благородные люди!» – подумал я тогда про банкиров, после чего долго и горячо благодарил моего спасителя.
В валютном магазине, куда нас запустили с черного хода, услышав пароль «Мы от Льва Семеновича», БЫЛО ВСЕ!
Мой конвоир с ходу отверг предложение о покупке нескольких флаконов экзотического спиртного и выбрал для меня водолазку, а для себя – главное оружие политрабочего – авторучку.
Мне было уже все равно. Инцидент исчерпан. Я счастлив, жив и даже приоделся.
С причала я позвонил шефу, который радостно сообщил, что завтра я убываю в Николаев на строящийся там головной крейсер нового проекта, куда назначен командиром группы радиолокационного комплекса.
– Но яже …!!!
– Отставить отговорки. Кадры решили и ша! Заходи за документами. Потом еще благодарить будешь, Валютчик.
Я чертыхнулся и пошел на почти родной гидрограф собирать вещички. Без разбору затолкал все подряд в большую хозяйственную сумку, а сверху уложил горкой словари, которые надо было успеть до отъезда сдать в библиотеку. После второй попытки застегнуть сумку несколько книг вывалилось на палубу. Посыпались туда же и листки, среди которых оказался суточный план с авианосца. Я автоматически развернул его и почувствовал, как у меня отнимаются ноги. Между листками уютно устроилась почти новенькая купюра номиналом в пять долларов. Мне настолько явно почудился запах серы, что, глядя в лицо заокеанского государственного мужа на банкноте, я впервые в жизни истово перекрестился. Он подмигнул…
В прошлом году я случайно столкнулся в метро со своим изрядно постаревшим, но все еще узнаваемым шефом из тех времен. Пока мы хлопали друг друга по плечам, я четко вспомнил, в какой именно из книжек на дальней полке запрятана та злополучная пятерка баксов. Мы ее без особых проблем нашли, легко разменяли и вполне успешно пропили по случаю радостной встречи. Если бы не шеф, нам бы вполне хватило этой суммы, но ему позарез захотелось на закуску заливных языков…
Членский билет
Вырос я в семье православных атеистов и прошел обычный маршрут советского инкубатора, который включал ясли, детсад, школу с октябрятской звездочкой, пионерией и комсомолом, военное училище и, наконец, партию. С раннего детства я усвоил, что система управления обществом и принятия решений построена разумно и служит всем и каждому. Постепенно накапливались сомнения, и ко времени окончания КПСС изрядная доля цинизма заместила иллюзии. Теперь уже мне казалось, что почти все руководящие действия диктовались личными пристрастиями, глупостью, жадностью, завистью, гордыней или, в лучшем случае, ленью. Обстановка обострялась разрушением контрольно-карающих монстров в виде парткомов, КГБ, женсоветов, комсомола и других системообразующих агрегатов. Крах жизнеустройства был очевиден и неизбежен, однако он затягивался. Я квалифицировал это как чудо и, на всякий случай, принял крещение для приближения к силам, созидающим и поддерживающим мировую гармонию. Но это все – совсем недавние годы, а тогда, в семидесятых прошлого века, был я умилительно наивен и гордился записью в аттестации: “Политику Партии и Правительства понимает правильно. Делу КПСС предан“. Так оно, наверное, и было на самом деле.
Имел я звание лейтенанта ВМФ, пару морских походов за плечами и полтора года партийного стажа, а также партбилет нового образца. Надо сказать, что проходившая тогда шумная кампания по обмену партдокументов была в самом разгаре. Однако носителей новых корочек на флоте можно было пересчитать по пальцам. Мне они достались по случайному совпадению сроков и обстоятельств, но я был горд своим билетом и не упускал возможности похвастаться им.