Выбрать главу

   - Я не понимаю, Матушка, я не помню... А! Я вспомнил: два существа, что я приютил в сердце при помощи магии. Охи-охи, два щенка.

   - В сердце? Считай, что в сердце, сие не имеет значения.

   - Но мне... грустно, Матушка, что... Неужели все погибли?

   - Что-то живое в мире моем - останется жить и плодиться, хотя и совершенно иначе, нежели до твоего преглупого похода за божественным.

   - Виноват, Матушка и достоин всяческих мук!

   - Твоя готовность - это простое неведение разума твоего перед тем, что тебе предстоит испытать. Зло пленило тебя как раз в тот миг, когда ты посчитал себя его победителем, и твоею дланью освободило хаос, пожравший все живое разумное, и уничтожило само Зло в том числе. Но это получилась слишком дорогая цена за очищение. Пройдет немало времени - даже по моим меркам немало - до той поры, пока живое сущее в пределах моих обретет зачатки живого разумного. А до той поры ждет меня пустое и светлое одиночество. И тебя тоже, если не считать соседства Джоги, твоего шута и насельника и черное молчаливое "ничего" вместо одиночества.

   - Он не шут мне, Мату... Виноват, Матушка, я не хотел перечить тебе!

   - Но перечишь. Это все последствия твоего природного упрямства и того крохотного тепла в так называемом сердце твоем. Вам с Джогою предстоит долгое соседство. Вы будете общаться, обмениваясь словами и мыслями, перебирать воспоминания, общие для вас и те, что демон сей обрел до тебя, вы будет браниться и каяться, сливаться воедино и распадаться в бесчувственный прах, ненавидеть друг друга и терять разум и вновь собирать его по крохам, чтобы потом вновь утерять... И так множество раз. Времени у вас для всего достанет. И сие будет гораздо больше чем боль... и протяжнее.

   - Как велишь, матушка! Все избуду!

   - Это ты клянешься впустую, от неведения предстоящего тебе... Но твоя превеликая вина от моей вины неотделима, поэтому я решила...

   - Повелевай, Матушка!

   - Поэтому я решила: если тех двух искорок жизни, которые ты однажды приютил, бескорыстно и без зла, достанет, чтобы однажды растопить весь превеликий хлад Хаоса, проникший в тебя по воле твоей, - наложенное мною наказание закончится и ты вернешься жить. Да свершится!

   - Матушка! Я избуду, я вытерплю, я... Но мне предстоит жить... без людей, демонов и иных сущих в разуме?

   - Истинный человечек, жадный, себялюбивый, прехитрый...

   - Матушка!..

   - Обещанное мною свершится, только если жизнь в пределах моих даст ростки, сходные с теми, что ты загубил навеки, если сущность твоя будет способна жить среди разумных сущностей иных, сиречь людей. Это будут иные люди, иные травы, иные горы, иные наречия, в чем-то сходные с исчезнувшими - но иные. Ты будешь лишен прежней силы. Оставлена будет лишь та ее крохотная часть, что поможет тебе снискать хлеб насущный.

   - О, матушка! Будь у меня тело - я бы распростерся пред тобою ниц! Будь у меня грудь - я бы наполнил ее счастливым смехом, будь у меня голос - я бы не устал благодарить тебя и славить тебя! Будь у меня глаза - я бы заплакал... Мне жаль погубленного. Неужто они все мертвы, Матушка???

   - Просто ответить сложно.

   - Матушка, умоляю, ответь, а постараюсь понять!

   - Кто ты мне, чтобы умолять меня?..

   - Умоляю, Матушка, я сын твой!

   - Сын... Да, так я назвала тебя однажды, полагая, что придет миг - и ты избавишь меня от муки... И ты избавил, заменив ту горечь едва ли не трижды горшею... собою заменив... Я отвечу.

   - Бесконечна милость твоя, Матушка!

   - Боги, дети мои, названые братья и сестры твои, все пали в бесплодных попытках отвратить неотвратимое.

   - А... люди, дороги, города?

   - Там дела обстоят несколько иначе. Я пыталась, конечно, защитить и спасти хоть что-нибудь... Но возможности мои отнюдь не беспредельны. Предо мною камень, который ты не видишь и никогда не увидишь. В сей камень я спрятала, не в силах спасти целиком, кусочек прежнего мира. Я уберегла его от пронзительного солнца, от изливающейся лавы, от которой ныне вскипают прихлынувшие на сушу моря и океаны, от вековечного мрака некогда голубых небес... Кусочек сей, по дивной прихоти Судьбы, напоминает очертаниями исчезнувшую навеки Империю, в которой ты жил, и был бы равен ей размерами, если бы я не заключила его и ее в этот камень. Никого и ничего в этом кусочке бытия не коснулась всерастирающая лапа хаоса, под которой все сущее в мире становится блеклою однородною пылью, стало быть, не все они погибли, не всецело умерли... Но застыли навсегда. Одна из разновидностей небытия. То же я предлагала и детям своим, но они все предпочли погибнуть, смеясь, в сражении с Вечностью и Судьбой.

   - Как сие осознать, Матушка - что застыли навсегда?

   - Помнишь ли ты воина, который ударом божественного меча отодвинул миг прихода беспощадного хаоса и ты, в бесплодном и бесстыдном прыжке за предвестником оного, свалился в пропасть?

   - Да, Матушка.

   - То был маркиз Короны, один из призванных мною. Он служил честно и верно и заслужил награду, хотя и не сумел потрафить мне должным образом. И вот теперь он скачет, избыв, по воле моей, многовековое проклятье, скачет во весь дух, мчится домой - от самой столицы, где он был на приеме у своего государя, - не зная отдыха и сна, ибо пришла к нему весть от жены его, весть, которой он боится поверить и которой жаждет более всего в своей жизни, весть, которая докажет ему, что отныне со всего рода маркизов снято заклятие, наложенное на них Зиэлем и одним из легкомысленных моих сыновей. Один-одинешенек скачет, потому что никому из слуг и соратников не угнаться за своим повелителем... Конь его бешено мчит, роняя обильные клочья пены, роскошный плащ маркиза мешает быстроте и дыханию, и вот уже сорван с плеч, и выброшен прочь, в придорожную грязь... Но скомканное сброшенное одеяние замерло, застыло в двух локтях от пыльного бурьяна и никогда не долетит до него. Никогда. Ни в следующее мгновение, ни завтра, ни через век, ни через тысячелетие, ни через тысячу этих тысячелетий!.. Никогда! Помнишь ли ты охи-охи и его молодого хозяина, с которыми ты познакомился на пустынной дороге, а до этого однажды осчастливил, увидев на шумной городской площади?

   - Да, Матушка.

   - Они так и будут стоять, в сотне шагов от места последнего успокоения своего наставника и друга, который, насколько я понимаю, и тебе оказался не вполне чужой... Так же как и волшебный зверь Гвоздик, кстати сказать, который неким вывертом Судьбы, слегка природнился к тебе, потому что два щенка охи-охи, проникшие по воле твоей в сущность твою - суть побеги и ростки от чресл этого клыкастого и когтистого чудища...

   - Он мне очень понравился и я хотел бы себе такого же в спутники странствиям моим.

   - У тебя их двое, но закончились твои странствия, и вряд ли ты сохранишь свое хотение через половину вечности страданий и мук, тебе предстоящих...

   - Я сохраню, Матушка.

   - Упрямец и глупец, все тот же глупец и упрямец, даже здесь, даже в сей, перед карою, несмотря на ниспосланный тебе лоскуток мудрости и красноречия.

   - Я слаб и глуп, Матушка, но дабы - пусть на одну единственную крупинку - искупить безмерную вину мою, клянусь: я и сквозь вечность не забуду об этих охи-охи, я раздую те искорки в полноправное бытие!... когда и если придет час искупления моего...

   - Быть может, он не придет никогда, этот час, и слово "никогда" будет сродни тому, что застыло навеки в камне, бывшем недавно великой империей, которая, в свою очередь, была частицею навсегда ушедшего мира, частицею истерзанного сердца моего. Прощай, человек Хвак, предавший собственную Матушку, возжелавший участи богов и низвергнутый в очищенную от мирской суеты участь сию. Пришел твой час и твой черед. Безмолвное слепое Ничто ждет тебя! Ступай.