«Цепи кованые, раскуйтесь!»
Ладно китайцы, но теперь и сами португальцы не улыбаются, поскольку туризм накрыл город почище любого цунами. Приезжих здесь в два раза больше, чем горожан ― целый миллион. Дошло до того, что коренные лиссабонцы организовали движение протеста под девизом: «Здесь живут люди!» Эти бесстрашные горожане ведут свою маленькую освободительную войну без всякого шанса на успех. Склоним же наши головы перед мужеством отчаянных смельчаков. Но чуть позже.
А сейчас ― минутка политкорректности. С каждым годом растёт процент жителей этого города, не страшащихся воздействия прямых лучей солнца. Те, кто не страшатся ― очень милы, доброжелательны и кудрявы. Они разговаривают на том же португальском языке, что и все остальные горожане. Разве что чуть активнее при этом жестикулируют и лучше остальных приспособлены, как я уже говорил, к жаре. Они считают себя потомками мавров, изгнанных крестоносцами с Пиренеев ещё восемь веков назад и теперь просто вернувшихся домой. Живут они, почему-то, на окраинах и в таких строениях, на фоне которых наши хрущёвки выглядят вполне достойно. От остальных горожан их отличает наличие пятерых детей и цвет кожи. Согласны ли вы, что в этом абзаце я не нарушил ни один закон Евросоюза?
Первую ночь мы жили в историческом центре, где я просыпался, кашляя и чихая, от густого цветочного запаха, более похожего на райский смог. Запах проникал из соседнего сада сквозь толстые стены отеля. Бешеная трель невидимой мне птахи, напоминающая одновременно рёв болида и скрип его тормозов, превратила мой сон в бесконечную «Формулу-1». До спасительного рассвета оставалось четыре часа.
«Сил моих нет терпеть такое наслаждение», ― подумал я. Уж лучше наши родные наглые комары. Они честнее и не прикрываются ангельским обличием, творя своё кровавое дело. В этот момент проснулась жена и закрыла окно. В мир сразу вернулись покой, тишина. И сон.
Хорошо, что португальцы любят вкусно поесть, плохо, что я не знаю, как им в этом помочь. Нужны повара, а у них до сих пор сплошь да рядом судовые коки. Нация мореплавателей, привыкшая обходиться солониной из бочек, смело замыкает мой личный гастрономический рейтинг. Прошло уже достаточно времени после посещения самого популярного в Лиссабоне фуд-корта, а вкус жареного чеснока на горелой треске до сих пор во мне. А что если это навсегда? Не стоит также верить интернет- блогерам и путеводителям. И там, и там правды ровно столько, чтобы нельзя было подать в суд за прямую дезинформацию. Так, например, все в один голос утверждали, что Лиссабон славен десертами. Это не просто не так, это не так ― не так.
Но зато, какой у них вкусный кофе! Невероятный, фантастический, лучший в Европе. В любом месте, независимо от статуса заведения, вам гарантировано высокое наслаждение. Кофе здесь это религия, объект культа и национальное достояние. Заказать его нелегко, поскольку такие термины, как эспрессо, латте, американо ― не в ходу. Но, что принесут, то и будет вкусно.
― Я не говорю по-английски! ― гордо произнесла по-английски официантка на центральной улице Лиссабона. Перед этим она принесла нам не то, что мы просили, перепутала заказ, но молодец, не стушевалась. Да и что ей, туристов с каждым годом всё больше, а официантов новых уже не делают.
Когда-то Португалия была младшим партнёром Англии в борьбе за испанское наследство и с тех пор она старательно забывает английский язык, поскольку чувствует себя униженной могущественной союзницей. Тем более, что с наследством ничего не вышло. Понятно, что экономика, культура и язык Португалии тяготеют к Испании, с которой у неё, как оказалось, много общего, например, история, география и даже граница. Злопамятная Испания своей мощной тушей зажала худую Португалию в угол площадки, да так, что и не дёрнешься, чуть что, сбросит в море. Читайте по слогам: Para aquellos que no saben espaol, el portugus les parecer demasiado difcil. Здесь написано: для тех, кто не знает испанского языка, португальский кажется слишком трудным. Но кто здесь его не знает!
Мы с женой, как ни старались, а вдвоём не отличали их «здравствуйте» от их «здравствуйте, конечно, но мы уже закрыты». Казалось, мог выручить всё тот же английский язык, он вроде бы создавал канал общения с официантами. В России это называется диалогом. Но английский здесь, увы, ― белый шум, это позже мы сообразили, что надо было ругаться по-русски. Пользы от официантов было бы столько же ― ноль, а нам, какое-никакое, облегчение.