Выбрать главу

Миша велик тем, что в юности самостоятельно слез с героина.

― Пойми, Боря-джан, ― говорит он, ― деньги в Армении были только у жуликов, они меня мигом обработали. Так хитро, с подходцами. Видели, какой спортивный дух во мне. А я глупый был, вот и попался. Как у вас говорят, пошёл по кривой дорожке. Одиннадцать лет борьбой занимался, а тут тренера бросил, любимый спорт бросил. Старший брат у меня авторитет, вот я и насмотрелся лихой жизни. Тренер три раза домой к маме приходил, плакал. Таких талантов, говорит, один на тысячу. А я даже не вышел к нему. Сейчас стыдно. Зато быстро подсел на дурь, она всегда бесплатно, пожалуйста. Брат меня предупреждал: не живи как я, живи своей жизнью, будешь хорошим человеком. Не послушался, да и как тут послушаешься, брат деньги не считал, всегда красивые женщины, иномарки. Придёшь с ним в любой ресторан, хозяин сам к нам бежит и стол накрывает, проблем нет, что ты! Друзья заглянут, покушаем как люди, вино, шашлык, люля, а в конце застолья не мы ему, а хозяин нам платит! Криминал, он и есть криминал. Постепенно друзья перешли на тяжёлую наркоту, и я с ними, но теперь ― только за деньги. Теперь плати, дорогой! Как-то проснулся и почувствовал сердцем, что всё, дальше дороги нет. Убьют, сгнию от наркоты или посадят. Что делать? Я в подпол залез и жене сказал, чтобы не заходила. Первые три дня мне было сильно плохо, тело крутило. Но не смертельно. Знаешь, чем я себя отвлекал? Тренировался мысленно, прокручивал победы и поражения ― целый фильм в голове. Когда надоедало, вспоминал любимых женщин. Просидел там два месяца в полной тайне, даже дети не знали, где их папа. Поначалу дружки ходили у дома, караулили, всё вынюхивали, где Миша. Не верили, что я завязал. Но потом дорогу забыли. А я уехал в Россию. Сбежал.

Миша мечтает стать гражданином России, но не знает, кому дать взятку.

― Деньги есть, Боря-джан.

― Миша, а если официально, по закону?

― Ты шутишь, Боря-джан, на это десять лет надо, и то без гарантии.

Светлая голова, спортивная фигура, красивый голос, легкий нрав ― другой бы злоупотреблял, а у Миши всего три жены. В Мише такое обаяние жизни, что я бы малую толику с радостью позаимствовал. Не то чтобы завидую, хочу расширить свои собственные границы.

Больничный холодильник включается с шумом взлетающего бомбардировщика. На третьи сутки это не мешает.

По диагонали от меня, на хорошем месте у окна живёт Дима. Хорошим я считаю место, максимально удалённое от ночных метаний Деда. Дима в ладу с самим собой, он умён, всегда знает, что и как правильно, ещё бы, Дима ведущий инженер проектного подразделения Газпрома. Но надо же было такому несчастью именно с ним случиться: он вдруг обнаружил себя на пенсии. Всегда улыбчив, доброжелателен, одним словом, милый человек, и, что важно, в хорошей сохранности. Бреется ежедневно, а как ещё? Построил себе дом в три этажа, а теперь, после неожиданной пенсии, ему приходится заканчивать работы на свои кровные. Об этом он говорит с искренним удивлением. Были же деньги, а теперь ― пенсия. Но понимаю, Дима лукавит. Сколько надо пенсий, чтобы выполнить отопление, электрику, отделку в таком доме, тут арифметика пасует.

Палата высказала очевидное предположение, что до инфаркта Диму довело трехэтажное строительство. Шутка ли, сам, вручную перетаскал сорок ящиков кафеля. Что мне перенять у Димы, чем он одарён, в чём лучше меня, чем богат? Есть одно предположение, может, это мечта? Его дом?

Знаете, что неприятнее всего в больнице, кроме самой больницы? Неприятнее всего, когда друзей выписывают. Смотришь на пустую, свежеперестеленную нянечкой постель и хоть волком вой. Часу не прошло, как на этой кровати лежал большой, тёплый человек ― Николай. Возможно, кому-то вес Николая покажется избыточным, но не мне, каждый из его ста тридцати кило смотрелся органично. Даже кровать под ним не решалась скрипеть, да, тяжело, но так надо. Я с ним сроднился, узнал о его хворях, о семье, о работе, а он коварно выздоровел. Нельзя так, хорошо же болели. Сердце у Николая оказалось в порядке, сосуды чистыми, а перебои, как сказал врач, это признак того, что оно живо. Хуже, когда полная тишина.