Существуют специальные упражнения только для мужчин. Пока не уверен, что здесь позволительно их описывать. Может быть, вдругорядь.
И, наконец, задумайтесь о том, куда вы едете. Как знать, может, пробиваясь от светофора к светофору, вы упорно удаляетесь от своей истинной цели.
Согласен, бывают обстоятельства сильнее нас. Случается, мир запирает тебя в железные тиски между КАМАЗом и еще чем-то таким же штампованно-металлическим. И ничего тут не поделаешь. Раньше у вас не хватало времени на себя. Теперь, взаперти, свободного времени достаточно. А что, если пробки созданы специально для этого?
3.13
Ты ― лучший
Как-то моя лучшая подруга, да что там скрывать, ― жена, так вот, жена попросила меня написать эротический рассказ. Чтоб ей посмеяться, уточнила она.
И я, поперхнувшись странностью женского мироощущения, впал в задумчивость. Можно, конечно, вспомнить многое, но писать об этом? Нет, нельзя. Всё, что всплывало в памяти, не пропускалось внутренней цензурой. Не могло же такое действительно случиться со мной, с нормальным советским студентом, потом честным бизнесменом и хорошим мужем.
Разве что вот это: как я, будучи дежурным по классу, остался мыть пол вдвоём с девочкой. Я таскал ей вёдра с водой, она возилась с тряпкой. И был вечер, и была пустая аудитория. И ― никого. Впервые. Это, поверьте, сильнейшее эротическое переживание. Для того, чтобы мне его повторить сейчас, на всей Земле не хватит вёдер и тряпок. Я очень хочу думать, что больше в своей жизни она пол не мыла. Ни разу, ни для кого.
Да, девочек мне не хватало. А, казалось бы, искусственный дефицит. Девочки были везде, во дворе, в автобусе, в кино. Взгляд постоянно наталкивался на их чудесные формы, и, хотя голова стыдливо отворачивалась, но глаза все равно помнили. Половина класса ― девочки, с этим-то что делать? Хоть зажмуривайся. Зажмурившись, я видел тех же девочек. Между собой мы, воспитанные мальчики, это не обсуждали. И так всё было понятно, проблема стояла весьма остро, и решения не существовало. А то, что существовало, было подробно прописано в уголовном кодексе. Бесконечно тянулась прекрасная школьная пора, вовсе не казавшаяся нам, переросткам, такой уж прекрасной.
Сначала один одноклассник заявил, что «у него было», потом другой. Я сомневался, что придёт и мой день, день, когда мне можно будет нарисовать звёздочку на борту. Как выяснилось, ждать оставалось ровно год: вечность и ещё полдня.
Первый курс начался ударно, в деревне ― «на картошке», где вся эротика была разбросана по грядкам. Я сейчас вовсе не про картофелины. Лил холодный дождь, и девчонки, собирающие корнеплоды в вёдра (дались мне эти вёдра), старались одеться потеплее, в семь одёжек. Сверху плащ. На ногу двое носков, на них полиэтиленовый пакет, потом резиновый сапог. Раздевать их, даже мысленно, было бы гнусным преступлением.
Да мы и сами не раздевались. Так, иногда расстегивались, когда приспичит, чтобы дождь подразнить. Солнце появлялось редко, как будто обслуживало по совместительству ещё две-три планетные системы. Но однажды ― соизволило. Это, кстати, привело к эротическому событию, точнее сказать, происшествию. Первокурсница, одетая по вышеописанной форме ― «семь плюс плащ», попала под случайный лучик солнца и потеряла сознание. Понятно: не от счастья, а от перегрева. Нас с товарищем подрядили нести её безвольное тело в санчасть. Ну, несём по раскисшему глинозему. Ноги проскальзывают, пот льёт. Колхозное поле бесконечно, деревня далеко. А что делать, бросить девчонку и прикопать? Мы тогда про девяностые не слышали. Донесли, конечно. Грязные все трое, как черти, а девочка еще и в обмороке. Тепловой шок. Мы тоже соображаем с трудом, затаскиваем тело в стерильный кабинет и укладываем на белую простыню кушетки. Врача! Консилиум! Реанимацию! Входит уборщица и, уяснив картину, командует:
― Обувь всем снять, а эту, ― она указала шваброй на девушку, ― раздеть.
О, сладкий миг, подумает неискушенный юный читатель. И ошибётся. Теперь, если мне скажут, что можно снять с дамы одежду без её воли, я только засмеюсь в ответ.
Втроём мы возились минут двадцать. Казалось, это не закончится никогда. Под курткой была кофта, под ней свитер, затем шла одна рубаха, другая, майка и наконец... Наконец наступил тот самый момент ― снимать оказалось нечего. Поймите, это был первый раз, когда я раздел женщину.