Алексей Войтешик
Хватка
«Для меня способ хватки является даже более важной характеристикой, чем место хватки первой. Неслучайно в отечественной литературе вплоть до 80-х годов ХХ ст. рассматривались три вида хватки: 1). Слабая; 2). Крепкая; 3). «Мертвая». Причем «мертвая» хватка считалась порочной…
Книга «Собака сопровождения»
В.Б. Высоцкий — главный эксперт УФРНСБ
по охранным собакам.
ЧАСТЬ 1
Месяц черных вишен.
ГЛАВА 1
Шел скорбный июль 1941 года. К Киеву, словно тень солнечного затмения, ползли почуявшие кровь первых побед немецкие армии. Им совсем не портило аппетита то, что в «лоб» этот великий город взять не удалось. Неудача лишь добавила немцам азарта и выдумки, они ослабили давление на столицу Украины с запада и яростно двинулись к ней с юга и севера. Время шло, гитлеровцы вязли в боях, затягивая удавку вокруг вечного города, однако несмотря на все их усилия к концу месяца черных вишен стало понятно, что провести намеченный на 8 августа парад германо-союзнических войск в захваченном Киеве не получится. А ведь на запланированные торжества ожидали приезда самого Фюрера в компании с вождями союзников Муссолини и Тиссо.
Командование Вермахта, не привыкшее менять подобные планы, бесновалось, гнало солдат в бой и в районе Умани обозленным фашистам удалось зажать в клещи и практически полностью уничтожить 6-ю и 12-ю армии Юго-Западного фронта под командованием генералов Музыченко и Понеделина. Справедливости ради нужно сказать, что эти части с первого дня войны как могли сдерживали натиск врага от самой границы СССР. Но здесь, потеряв по пути отступления большую половину личного состава, они попросту были раздавлены катящейся на них со всех сторон огненной лавиной.
Развивая успех наступления, немецкое командование приказало тридцати танкам бригады СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», а с ними двум батальонам отборной мотопехоты, полусотне орудий и шестидесяти минометам ударить по остаткам частей советских войск, рассеянным по лесисто-холмистому массиву на правобережье реки Синюха, возле сел Подвысокое в Новоархангельском районе Кировоградщины и Легедзино Тальновского района Черкащины…
Кабы не знать того, что сотрясает звенящий зной жаркого лета гром вражьей канонады, глядели бы легедзинские крестьяне, да вошедшие утром в их село бойцы Красной армии в чистое небо и отыскивали там черный край набухшей, грозовой тучи, а так. Лишь хмурились те и другие, да суетились у приземистых, глинобитных хат.
Быстро докатилась сюда война. Первые дни и не верилось в то, что где-то кто-то уже ведет бои, лишился крова, родных, здоровья, а то и самой жизни. Прошла мобилизация и только тогда стало ощущаться, что жизнь в селе изменилась. По радио говорили о боях и потерях, но почему-то хотелось верить в то, что их крепкие, трудолюбивые хлопцы от 18 до 45 лет от роду уже где-то схватились с врагом, а кто-то уже и …что называется «не дай Боже». Пока еще не возвращались калеки, не приходили похоронки, да и призванная доставлять их почта, откровенно скажем, работала как попало, казалось, что война где-то далеко, на другом краю Земли. Но потом, как-то незаметно, гром надвигающейся канонады стал заглушать рассказывающий о войне черный рупор, вывешенный над новенькой колхозной конторой и люди поняли — война рядом.
Теперь уж и не вспомнить в какой день этот рупор и вовсе умолк. Анатолий Мефодьевич, местный монтер, ответственный за радиовещание в селе, пошел было по линии, да вернулся только назавтра, перепуганный и весь в синяках. Что да как с ним было, он рассказал только в правлении колхоза, а перед односельчанами помалкивал. В конторе растолковали людям, что радио в селе заговорит не скоро, потому, как провода обрезаны километров за восемь-десять от Легедзино и одному Мефодьевичу этого не отремонтировать, нужна бригада из города.
Вскоре стало известно, что и в городе радио по проводам не идет. Кто-то из не попавших по возрасту под мобилизацию сельчан был в райцентре и спрашивал, почему? Ему рассказали, что вокруг города по лесам шастают какие-то солдаты в пятнистой форме, видать, немцы, и никого не подпускают к оборванным проводам. Вот тут-то и Анатолий Мефодьевич не утерпел, сознался, что де и сам угодил к таким «пятнистым», когда ходил проверять линию. Пожалели вороги седины, убивать пожилого мужика не стали, так, слегка намяли бока, да на ломанном русском сказали, чтобы шел домой, монтер, и сказал людям, что скоро народ Украины будет другое радио слушать.
Пошептались селяне и перестали обращать внимание на мертвый рупор. Жили же и раньше без радио. Однако уж в райцентр старались не ездить, побаивались «пятнистых».
Гремело вокруг все сильнее. Ночами то тут, то там зарево, самолеты летят с крестами, да все это слава Богу пока было где-то рядом с Легедзино. Только стали и к этому привыкать — на тебе! Тридцатого июля с утра в село вошли советские войска.
Вначале даже страшно стало, где их столько-то уместится? Однако ближе к полудню местные жители заметили, как в правлении их колхоза собрались красные командиры. Что-то около часа заседали, а как вышли, то сразу же после того большая часть родного и сильно потрепанного войска двинулась дальше. На месте остались лишь невесть откуда взявшиеся пограничники, коих, как видно, с самой советской межи до этих мест догнали своими пушками свирепые немцы.
— Гля, Каленик, — заворачивая темный самосад в пожелтевшую газету, кивнул в сторону околицы старик Гончарук, — и что за вояки? Кинули этих, с зелеными шапками, а сами во-на, в шаломах залезных, и чего-то тикають.
— Не грамотный ты, дед Фока, — подсаживаясь к нему на скамейку, тоже решил перекурить его сосед Чайка, — это ж так надо. Шурина маво сын служил на границе. Говорил, что на меже железная шапка казаку не положена. У них, вишь, устав то запрещает, потому, как задача погранвойск — охранять границу. Что они для большой войны? Их все одно первыми стопчут вороги, что в касках, что без касок. Первое дело для них — пошуметь хорошенько, чтобы другие услышали да стали обороняться. Дивно, что уцелело их столько? Видать, драпали. Хотя, може и не драпали, раз им столько всего тут оставили. …Вон, за моим сараем, артиллерия! Аж две пушки, а во всем селе, может и боле того. Махонькие правда, как ими и воевать-то?
— Не две, — согласился дед Фока и завертел головой, будто отсюда мог рассмотреть сарай соседа. — Я по утру видел цельных три…
— На свой сарайчик пялься, — попрекнул его Каленик, — все одно отсюда ничего увидишь. У самого-то во дворе тоже полно солдат. Кухню вон под яблонями дымоварят…
— Шо там кухня? — Огладил пышные усы старик Гончарук. — За селом танкетка стоит, а за моим тыном… Колхозную комору, знаишь жа? Так там пилимет обосновался. Здорове-е-енный, туды ево в дышло. Видал?
— Видал, как тут не увидишь? — Махнул рукой Чайка. — И танкетку, и… Да только то ни пилимет, дед, а зенитка! Сурьезная штука, хоть и невелика кажется. Там, за околицей и побольше этой стоят.
— Ух ты, — с уважением проскрипел старик, — так воны, що, по самолетам пуляють?
— Ага.
— А-ну, глянь, — дед привстал, и указал вдаль коричневым от табака пальцем, — во-о-о-н над лесом мотается, ни самолет случаем?
Чайка тоже поднялся:
— Он, — подтвердил сосед, — вот же, …помяни беса, так он и объявится.
— Можеть, наш, раз сюда не летит?
— Кто его отсюда разберет? — Пожал плечами Каленик. — Больно маленький, как стрекоза. А во, поворачивает. Давай, дед, еще подымим, посмотрим, чего будет…
Черное пятнышко самолета спустилось ниже и вскоре скрылось за деревьями. Слышался только приближающийся гул его мотора. И вдруг! …Оба соседа от неожиданности пригнулись. Со стороны колхозной каморы так оглушительно захлопало, что со всех деревьев вспорхнули птицы. Казалось бы, с эдаким грохотом самолету никак не уцелеть, а он, размалеванный гадючьим узором, выскочил над колхозным правлением и, качая крыльями с крестами, целехонький, спокойно потянул в сторону Умани.