— И ты, словно мокрая курица, шагаешь босиком по улице! — пищит подпевающий Тимка.
— И если никто не простудится, то всё пренепременно!
Ди Каприо зубы показывает.
Да такие грех не показывать: улыбка ровная-ровная и белее, чем одеяло, на котором сегодня не спала Аленка.
— Красиво. И вы красивый, — у Аленки аж вырывается. — Ну, точно принц заморский! Ди Каприо!
— Да хорош его нахваливать!
— Улыбаешься, значит, в себя пришла, — как ни в чем не бывало отзывается Ди Каприо. — Прости Олесю за это, пожалуйста. Считай, я от ее лица извиняюсь. Не больно?
— Ни капельки!
— Вот и отлично! Эй, Олеся, и ты извинилась бы! — кричит ей Ди Каприо с места.
— Да вообще! — возмущается Тима, поддерживая. — Ее к участковому нашему повести после этого надо, пусть под его надзором и извиняется!
— Не надо, Тим, я, правда, сама упала!
— А ты ее не защищай! — Тима показательно закатывает рукава, взмахивая кулаками. — Сейчас как Виктору Михалычу пожалуемся — и хана ей! Ха-на!
— Смешно, — улыбается Ди Каприо. — Твой «Виктор Михалыч» на то и участковый в этой дыре, что ничего не делает.
Ди Каприо и не думает настораживаться на угрозы. И отвечает даже без вызова – так, чтобы дети не обиделись.
— Чего? — морщится Тима. — Все он делает! Скажи же, Ален! — девочка активно закивала головой.
— «Все», говоришь? — Ди Каприо наклоняется к детям поближе и переходит на шепот. — А вам двоим не страшно по ночам ходить, например?
Ребята друг с дружкой переглядываются. Почему-то в этот самый момент Аленка вспоминает пропавшее накануне одеяло. И ее передергивает внезапным холодком, что пробегает по еще незагорелой спине.
— А по ночам мы и не ходим! — встревает Аленка, явно задетая от сказанного. — И Виктор Михайлович, вообще-то, правда хороший!
— Да шучу я, расслабьтесь. Видели б вы свои рожи…
Ди Каприо качает головой.
Вдруг стучат по оранжевым воротам — все оборачиваются. А там, на полу в пакете лежат связанные пучки редисок, парочка огурцов и кинза.
— Ха, ну вот, — Ди Каприо отдает пакет с овощами Тимке. — И Олеся, можно сказать, извинилась. Она все равно сейчас переживает, уверяю вас. Так, по-своему. Тяжело ей, устает она сильно, вот и кидается на всех... Кстати, как куртка? — спрашивает, внезапно переметнувшись на Аленку. — Понравилась?
Аленка столбенеет. Смущается. Не замечает и не понимает почему, но краснеет. Смотрит на Ди Каприо и от его ослепительной идеальности аж дух захватывает.
«Куртка! — словно таракан в мозгу Аленке подсказывает. — Куртку вернуть обещала!»
— Ай, да, спасибо вам большое! — суетливо снимает ее с себя и протягивает обратно владельцу.
Теперь огромное пятно на белой футболке зияет во всей красе. Аленка и забыть успела, что утром второпях надела испачканную вещь. Стесняется еще больше и пытается прикрыться руками.
— Да ничего, завтра отдашь, — Ди Каприо обходит сзади и накидывает куртку обратно на Аленкины плечи. — Сейчас она тебе нужнее.
Аленка чуть не пищит от радости, да и Ди Каприо с Тимкой улыбаются довольные, что все обошлось. И покраснения от ушибов на лице незначительные — за волосами спрятать можно, чтобы мама-Маша зря не переживала, и ободранными коленками Аленка точно никого не удивит — явление частое, особенно летом. Пронесет, не в первый раз же выкручиваться перед родаками!
И куртка. Красивая. Блестит на солнце, переливаясь, акцентом ударяя в красные полоски на рукавах. Она будет на Аленкиных плечах еще весь следующий день! Как же повезло, какое хорошее лето!
После оранжевых ворот, дети топают домой все взбудораженные и заряженные.
— Слушай, Ален, вот он дает, а! — вслух восхищается Тимка. — Жить под одной крышей с Олесей, да еще и умудряться при этом оставаться человеком… да про таких как он обычно фильмы снимают!
— А чего ты удивляешься, Тим? Ди Каприо — на то он и Ди Каприо, что главные роли себе все забирает. Если бы он играл пятисекундного уборщика или водителя мусоровоза — никто бы его не запомнил. Вот какой ты фильм с настоящим Ди Каприо смотрел?