— Ну ладно, Дим, давай, топай дальше, не буду тебя задерживать! — доносится до Аленки, и она тут же срывается с места, хлюпая к голубым входным воротам.
Неужели опоздала? Терраса пустует. Нет рядом никакого Ди Каприо, его и след простыл! Лишь Нина Игоревна, качая головой, тащит пакет с творогом и банку молока.
— Ди Каприо приходил? — уточняет Аленка, выхватывая вещи из рук бабушки, чтобы помочь.
— Еще как приходил. Вместо сестры продукты разносил… Эх, говорит, уезжает он завтра, Ален. Уезжает…
— В город? — спрашивает девочка, без единой задней мысли. Ведь знает, что многие дачники не довольствуются только Олесиными запасами. Обычно, раз в несколько недель, принято еще и в город выезжать, что находится от села в двадцати минутах езды, чтобы закупиться привычными полуфабрикатами, напитками и сладостями. А то никто из дачников не желает превращать летний отпускной отдых в пост семинариста.
— Да, Ален, в город.
— Ну, так подождем! — Аленка ставит пакет на стол, а банку открывает. И так криво наклоняет в сторону бокала, что добрая половина молока разливается по клеенке на столе. — А как приедет — мы с Тимкой лично его встретим. Ну, ба, так когда он вернется?
— Тю, ты вообще ничего не поняла, девочка моя! Насовсем он уезжает, говорю! Навсегда.
Отпив несколько глотков, Аленка даже забывает вытереть рот, белыми усами косясь на Нину Игоревну, недоумевая.
— И чего ты так глазеешь? Да, Димка совсем взрослый стал, сам решение такое принял. И правильно! Чего ему в сельской школе в десятом-одиннадцатом классе делать, где только Катька и учится…
И тут Аленка понимает. По-своему, по-одиннадцатилетнему. Она больше не услышит голос Ди Каприо. Песни в корявом исполнении, его заливистый смех и не увидит горящие от жизни глаза. Никогда…
Потому что Ди Каприо собирается в город не на один раз, как другие. А навсегда.
Само звучание этого “навсегда” Аленке кажется странным и неприятно незнакомым. Зачем же ему, Постоялому жителю села, идти на такое?
— Как уезжает? — расстраивается на глазах Аленка. — Почему?
— Тю! Дак очевидно же! — машет рукой Нина Игоревна, даже не пытаясь подбирать слова, нокаутируя информацией внучку. — В городе, понимаешь, жизнь свою строить будет. Парень он, вон какой, видный. В селе пропадет, забьется, зашугается! А там — все дороги ему открыты. Выучится, высшее образование получит да выйдет в люди. И потенциал он весь свой раскроет, и семью отсюда потом заберет, и заживут они, Аленка! А тут, в этой дыре…
— Какой еще «дыре», ба? Ведь село же в миллионы раз лучше всех городов мира!
— Тю, маленькая ты еще, от горшка два вершка, не понимаешь ничего!
Но Аленка что-то, да точно понимает. Иначе от чего опускаются руки, земля уходит из-под ног, и ветер не охлаждает, а озарением бьет в лицо?
— А как же оранжевые ворота?
— А че ворота? Не продадут. Олеся с отцом, наверное, здесь останутся. Мама ведь твоя, Машка, тоже уехала, и вот, как-то не торопится насовсем возвращаться. Только на лето и приезжаете. И? Ни разу она о выборе своём не пожалела.
— Предатели потому что! Все они! Родное село предали, да на что!
Горько в горле. И совсем не потому, что Аленка простудилась. Она хмурит брови да бежит по ступенькам с веранды вниз. А там, возле голубых ворот уже мнется Тимка. Как давно тут — не знает. Только тот колебался, не решался постучаться, заметив непривычную неспокойную атмосферу.
— И чего ты там стоишь? — отворяет и без того открытые ворота Аленка.
— Да я это… искал подходящий момент и…
— Ну и как? Довыискивался? Пошли скорее к Ди Каприо! Спросим, может, на лето он хоть приезжать будет? Надоест ему этот паршивый город, я-то его знаю! И потянется в село обратно! А потом…
— Ну уж нет, Аленка! Погоди! Без завтрака никуда тебя не пущу! — останавливает Нина Игоревна, выглядывая сверху с террасы.
А жаль. Помедлила бы секунды две, Аленкин бы и след возле голубых ворот простыл. Но нет, бабушку Аленка всегда слушается, и даже этот раз — не исключение. Аленка условия принимает: так просто не сдастся! Всего лишь манную кашу целиком проглотить, да еще и с комочками? Не вопрос!