В сентябре еще тепло. Семья буржуев-близнецов с материнского разрешения прогуливает первую школьную неделю, и только тогда все-таки уезжает.
А в ноябре ползут первые слухи о Хворосте.
6. 2010. Змей
В ноябре Хворост появляется на свет. Постоялые подкармливают его свежими слухами, балуют излишним вниманием, а он растет. Так, что в одном из рассказов соседей его уже описывают как двухметровое сгорбленное лысое чудище в черных лохмотьях с многочисленными шрамами.
Он страдает.
Но село присматривает за ним. Бережно убаюкивает свое новорожденное дитя по ночам, когда ему бывает особенно тяжко.
Потому что остальным до чувств Хвороста нет дела. Все переживают за себя.
Нина Игоревна, например, рано утром бежит к участковому, чтобы дозвониться до дочки Маши, совсем не придавая значения тому, что у той сейчас три часа ночи из-за часового пояса. Мыслями загоняется настолько, что и сдержать себя не может.
Добегает до обветшалого дома возле водонапорной башни и, чуть не споткнувшись о дыру в ступеньке, стучится. Уверенно и с криками, готовясь в любой момент перейти на “каменную артиллерию”.
Но не проходит и пяти минут угроз, как Постоялую пускают внутрь.
Виктор Михайлович встречает гостью спросонья, в шортах, белой майке с разводами на лямках и взъерошенными волосами. В последнее время дачники зачастили с просьбой телефона и участковый явно этим недоволен.
— Монополист я, блин, — возмущается. — Да лучше бы скот как у Олеси завел и бабки с этого рубил, чем это… Единственный источник связи в селе у меня, понимаете ли! Ну и что? Я вам участковый, все-таки, а не телефонная будка!
— Витя, ты поговори мне еще тут! — по-хозяйски плюхается на стул Нина Игоревна. — Еще и деньги с бедных бабушек за это дери!
— Да я и не собирался… — оправдывается участковый, понимая, что на нервах немного разошелся. — Просто говорю: совесть имейте…
— Выполнял бы свою работу нормально, никто бы и не жаловался на происходящее родным, — бурчит Нина Игоревна, пока крутит диск номеронабирателя на рабочем столе участкового.
— Так а я-то чего? Простые слухи же ходят, ничего страшного еще не случилось…
— А ты прям ждешь, чтобы случилось! — перебивает бабушка Аленки. — Тьфу, сгинь уже, Витя, дай с Машкой наедине нормально поговорить!
Обиженный участковый вешает полотенце на плечо и лениво вываливается умываться на улицу. Бесполезно доказывать Нине Игоревне собственную значимость — понимает. Какую бы должность он не занимал, как бы время десятками не летело, как бы пузо не растягивало майку, и как бы пупок не выглядывал наружу, для нее он всегда будет “Витей”. Мальчиком, который плачет от одного укуса пчелы…
Каждый долгий гудок отзывается стуком в сердце Нины Игоревны. Она ждет ответа, раскачивается на кривом стуле, а когда слышит долгожданное “алло”, то прижимается ухом к трубке и дает волю эмоциям:
— Доченька, приезжайте ко мне быстрее! — плачет Нина Игоревна. — Не могу я, тут жуть что творится!
— Что случилось, мам? — глухо доносится по другую сторону провода.
— Сначала пепел, этот ужасный запах гари, потом кричали свиньи... Не как обычно в августе, а громче и истошнее! Дым черным облаком ввысь струился, соседи толпились, наступали друг другу на ноги… а потом появился он… Монстр! Этот ужасный монстр! Как его описывают страшно, жизни он нам не дает!
Боевая еще минуту назад Нина Игоревна резко падает духом и поддается гнету свежих воспоминаний. От бегающих перед глазами картинок она с трудом подбирает слова и не замечает, как сбивается дыхание, а руки начинают предательски трястись…
— Какой монстр, мам? — безынтересно зевает Маша. — Я вообще-то спала уже, знаешь… Три часа ночи! Что ты такое говоришь?
— Мне первая Тамара Ивановна про него рассказала, а уж потом...
— Ой, все понятно с тобой, — цыкает дочка, явно не воспринимая разговор всерьез. — Ты же знаешь какая Тамара Ивановна придумщица!
— Но Маша, я тоже его видела, я сама же и…
— Мам, ну хватит, — обрывает. — Меньше слушай эти сказки, вот и воображать всякое не будешь.