И Аленка становится марионеткой — повеление тотчас исполняется.
Ватными непослушными ногами девочка ковыляет до кухни и, минуя аляпистый желтый шкаф справа, ныряет в кромешную темноту. Пальцами прощупывает всю поверхность столешницы, не по-доброму улыбается. Натыкается на нож, что лежит в углу рядом с нарезной дощечкой. Тихо хихикает.
Нож нравится. Крепко сжимает его, как будто боится выронить. Локтем дергает ручку выдвижного ящика да хватает банку со смородиновым вареньем. Не без труда открывает ее — тут же пачкается. Макает внутрь нож, вынимает.
Доставать хлеб? Не считает это хорошей идеей и решает воспользоваться собственной плотью. Мажет ладонь. Потом еще, и еще — повторяет несколько раз, пока с пальцев не начинает стекать неприятная липкая масса.
Полость рта аж наполняется слюной от предвкушения. Аленка уже вовсю готова отведать этот свежий «бутерброд»!
Как будет сладок этот укус! Вкуснее самого свежего батона, крабовых палочек, котлет от Нины Игоревны и шашлыков!
Так и облизывает руку с начинкой от нетерпения! Еще, и еще, пока зубы со всей силы не впиваются в собственную кожу. И только тогда девочка резко приходит в себя.
Аленка просыпается. Не просто открывает глаза, а возвращается в собственное тело и личность. В свое «я».
Со рта капает варенье, пачкается ночнушка с голубыми перьями. Алена смотрит сначала на руку, потом на нож, что все еще сжимает в другой. Цепенеет. Отбрасывает его подальше, как что-то зловещее и плохое.
«Что же это?»
Расстраивается. Ничего не понимает и не хочет понимать.
Дрожит. От того, как растекается непонятная жижа. Как та просачивается сквозь ткань и неприятно липнет к телу.
Начинает всхлипывать.
«Что это такое? Неужели кровь? Что я вообще там делала? Почему я ничего не помню?!»
Мысли наслаиваются друг на дружку, тяжелым грузом наседая на хрупкие Аленкины плечи. Вроде и бабушка спокойно продолжает спать, и тихо вокруг, спокойно, но почему же ей так страшно?
Подбегает к шкафу, чтобы переодеться. Хочет стиснуть с себя эту ночнушку поскорее!
Открывает ядрено-желтую дверцу и почти вскрикивает – на девочку снежным комком вываливается ее белоснежное зимнее одеяло. Которым, казалось, укрывалась еще совсем недавно.
Ситуация повторяется.
И, как и год назад, Аленка не может справиться с дрожащими коленками.
Быстро захлопывает скрипящие дверцы шкафа обратно, боясь увидеть что-то еще внутри, помимо одеяла.
«Это Хворост, — от резко осенившей мысли бледнеет. — Это всегда был он!»
Просто тогда она о нем еще не знала. Как и никто в округе.
«А Хворост и тогда, получается, был! Что ему нужно? Почему он резко стал донимать взрослых и детей села?»
Одышка. Ей эгоистично вдруг захотелось, чтобы бабуля проснулась. Чтобы караулила ее всю ночь. Чтобы весь следующий день клевала носом, лишь бы сейчас только Аленка смогла спокойно заснуть.
Она впивается ручками в упавшее одеяло, укутывается им с головой, да подползает к кровати Нины Игоревны. Жарко, душно, раскрыться хочется, но Аленка никак не может избавиться от ощущения, что где-то рядом с ней что-то стоит. Это существо. Хворост.
Ей трудно объяснить самой себе, но она словно нутром чувствует его присутствие. Кошки на душе скребут, жалеет, что не может найти в себе смелости вернуться на кухню, взять мухобойку с огромной шваброй, да прошерстить каждый угол, каждый закоулочек. Ведь лучшая защита — нападение, так? Даже если везде темно, жутко и ничего не видно.
Аленка трясется. И вовсе не от холода.
Если бы она показала сейчас, что не боится Хвороста, может, он бы и ушел сразу? Может, бросил бы занятие докучать ей своими манипуляторскими приемчиками? Как он овладевает ее разумом? Как управляет Аленкой? Не объяснить же!
Если бы Тима был рядом, она бы пошла на собственный страх и риск, лишь бы доказать другу, что она храбрее. Глупо — знает, но уверена, что так бы все и было.
А одна не может.
Боится.
Вся уже вспотела, издергалась, но сон ни в один глаз не лезет.
Что-то звякает в конце комнаты — Аленка вздрагивает, да откидывает резко одеяло. Быстро осматривается: это дверца шкафа отворилась!
«Существо, существо, наверное, наружу полезло!»
Аленка дышит громко, ладошкой закрывает себе рот — видела, что в похожих ситуациях так обычно поступают в фильмах. Вертит головой, морально готовит себя к тому, что вот-вот встретится лицом к лицу с чудовищем.
Все равно ничего. И никого. Только темная комната, приоткрытое окно с прозрачной развевающейся занавеской, ядовито-желтый шкаф и его приоткрытая дверца.
В сторону кухни глянуть не храбрится.