Без Тимки Аленка становится птицей-Говоруном из «Тайны третьей планеты», повторяя под нос, как мантру: «Держаться нету больше сил»…
Но верит, что у нее получится. Ведь так же всегда! Зачем сдаваться на финишной прямой, когда осталось совсем чуть-чуть поднажать?
И тогда Аленка решает выходить лично на долгий караул после того, как друзья расходятся по домам, пользуясь каждой крупицей драгоценного времени лета.
После заката, вечером. Закрывает голубые ворота на замок и уходит в самый конец дачи, к мангалу, после сада возле террасы. Нина Игоревна кемарит на плетенной скамейке, зачитавшись Шукшином, поэтому мешать девочке не будет.
Сидит в кустах, пока над селом медленно сгущается тьма.
Паук возле Аленки уже паутину вовсю плетет. Здоровенный такой, с мизинец уж точно! Ноги все отекают – шевелиться даже больно. Но она сидит, и понимает, что если сейчас немного не потерпит – то точно не застанет Хвороста этим летом. А если не сейчас, то, возможно, уже и никогда.
От паучьих крапинок на его пузе она вся трясётся. Глаза привыкают к мраку – окружающее уже видит отчетливо. А Хвороста все нет.
Вот и нарезанные дольки от яблок темнеют, и лимонные кислинки уже не кажутся такими заманчивыми, как при свете – да и вообще, может, все напрасно?
Внутренний голос твердит: «Да иди уже домой! Сама поешь, спать уже скоро! Брось вообще это дурацкое занятие, лучше «Хижину дяди Тома» дочитай, там ведь точно все хорошо закончится, не так, как у тебя с Хворостом!»
И сверчки запевают свою печальную песню, и комары не щадят – кусают, а Аленка все сидит.
«Давай, Хворост! Ты должен прийти, мы ведь с Тимкой столько еды на тебя убухали! Должны были уже задобрить на несколько лет вперед! И вообще, тот дуралей все, с игры вышел, он больше не считается! Я-то ту бурду выпила! Я же все сделала так, как надо! Давай я досчитаю до трех, и ты покажешься, а? Ну что, я о многом прошу, что ли? Какие-то простые один, два, три, да и…»
И он появляется. Словно по щучьему велению, по Аленкиному хотению.
Она видит, как блестят его глаза под луной. Большие такие, выразительные. И он действительно лысый, высокий и худющий. В темноте не видно его горба, но по тому, как хрустит трава под ногами, чувствуется, что он хромает. Сам лысый, наряжен в дырявые тряпочные лохмотья, а руки — точно спички. Тонкие, как будто и в правду деревянные. Он ковыляет, да опирается ими обо все, что попадется. Об торчащие железки, тонкие деревца, вьюн винограда.
Вдруг замечает приманку: корзинку с конфетами, бананы, шоколад. Долго разглядывает. Медленно наклоняется — по еле слышному рыку понятно, что это тяжело ему дается. Что-то берет в руки.
Рядом с ним трудно дышать. Сердце бьется так сильно, что Аленка даже забывает, что планировала на случай, когда он придет.
«Я же хотела что-то сказать ему, только что? Может, выпрыгнуть сейчас? Закричать? А не испугается ли он?»
И тут слышит: Хворост плачет. Точно, точно плачет, ей не кажется! Тихо шмыгает, издает какое-то подобие хрипа. Он что-то даже бормочет!
И девочка вмиг ощущает себя самым несчастным человеком на свете. Становится так грустно и тоскливо, что слезы и у самой вот уже стекают по щекам.
И страх куда-то девается, пропадает вовсе. И с каждой секундой все нарастает желание выйти из своего надежного укрытия и поздороваться.
Но что ему сказать?
«Тебе понравилось, Хворост? Хочешь еще?»
Или будет слишком резко?
«Привет, Хворост! Я Аленка! Мы с моим другом Тимкой твои настоящие фанаты, представляешь?»
Как она могла его бояться? Тогда, ночью? Это несчастное безобидное с виду создание, который расплакался только от вида конфет?
«Ну, забрал он мое одеяло, спрятал, чего теперь, на кол его сажать, расстреливать? Может, он попросту не понимает, что делает? Может, выйти на контакт так хотел, проявить свое дружелюбие, внимание! А я? Не разобравшись ни в чем, тут же чуть не описалась от страха, да повелась на эти дурацкие байки ребят! Всерьез прислушивалась к соседям на «Общем сборе»! Ведь если б он кому-то зло причинил, обидел, поранил, то наверняка об этом уже все село бы знало, нет? И тогда бы даже Виктор Михайлович вел бы себя по-другому».
— Аленка! Хватит сидеть, идем ужинать!
Девочка вздрагивает. Смахивает рукой соседа-паука. Вздрагивает и Хворост.
— Аленка? Ну, Аленка, слышишь?
«Ба проснулась, идет сюда, все! Конец! И Хвороста сейчас заметит, поймает! Может, даже убить его захочет!»