Кто же такой Хворост?
14. 2010. Эдик
Почему Эдика подозревает целое село?
Это первое, что озаряет Тиму в семь утра, когда его гонят поливать елки в палисаднике снаружи дачи. Не дает эта мысль покоя со вчерашнего дня. Главное, его не беспокоит заключенный, виновный за убийство, или Аленкина теория, что Хворост — все-таки неизведанный чудо-зверь, а Эдик. Волнует только Эдик. Сосед напротив, о котором он не знает абсолютно ничего.
— Феюшка-Тимофеюшка!
Роняет шланг от неожиданности, заливает себе ноги.
Удивительно, что в такую рань помимо него бодрствует кто-то еще. Да и не просто «кто-то», а Алсушка — дочь человека, на которого жалуются соседи участковому и обвиняют в краже нескольких дач.
Девочка машет ручками и улыбается, тряся черными косами.
— И снова ты, — броско здоровается Тима, брезгливо косясь на салатовые сланцы в грязи. — Привидение.
— Чего, как продвигаются твои расследования, феюшка-Тимофеюшка?
— Тупик. Подозреваемых нет… почти. Виктор Михайлович ничего путного сказать не может, а из деяний вора — только обворованные дачи... Не знаю. Может, все зря? Может, вор давно уже продал все добро и пьет себе чай со спиртиком, припеваючи...
— Ихи-хи-хи.
Тима смущается. Вроде шутками не раскидывался, чего ту рассмешило? Ему Аленки хватает, что день и ночь его подначивает, чего, еще девочке, младшей его на несколько лет, позволять подобное?
— А чего ты хихикаешь-то?
— Ихи-хи-хи-хи.
— А вдруг дело я говорю? Вдруг я прав?
— Феюшка-Тимофеюшка, я не из-за тебя смеюсь! Хочешь секрет?
— Меньше знаю, крепче сплю, — дуется Тима, пытаясь стряхнуть грязь с ног, но делает только хуже — теперь остаются противные разводы не только на щиколотке, но и на руках.
— Да тебе секрет понравится! Он связан с твоим расследованием!
Тима безынтересно разворачивается обратно.
— Ну, давай, удиви.
— Я знаю кто такой Хворост!
Сказанное обескураживает его настолько, что он, не задумываясь, вытирает заляпанной рукой лицо.
Не верит. Ищет в искреннем открытом лице Алсушки подвох, но находит только добрую улыбку.
— То есть, как это?
— Ихи-хи-хи…
— Не врешь?
— Нет-нет, клянусь!
— Не уходи никуда, я быстро!
Бежит. К Аленкиным воротам. Спотыкается. Поверх прилипшей грязи наслаивается еще и пыль, но Тимке безразлично все, лишь бы поскорее добраться до истины. Пока Аленка спросонья надевает черную куртку Ди Каприо, Тимка нетерпеливо тянет ее вперед, а потом и вовсе чуть ли не на руках несет.
— Алсушка расскажет про Эдика, — взбудоражено хрипит Тимка. — Выдаст его с потрохами! И тогда все сойдется! И Виктор Михайлович недаром его упомянул, и многие соседи на него думают! Ну, идеальный кандидат!
Наконец, добираются до поворота к развилке. Обступают Алсушку со всех сторон, и, часто дыша после пробежки, с придыханием на нее таращатся. Особенно Тимка, вложивший в это мгновение всего себя.
— Ну? — подгоняет Тима. — Говорить-то ты будешь?
— Конечно, — подпрыгивает Алсушка, глазам своим не веря. Старшие ребята мало того, что мини-марафон ради нее пробежали, так еще и стоят теперь, с пожирающим интересом ждут ее слов! Алсушка чувствует себя такой важной, что нарочно еще несколько секунд довольствуется перекошенными лицами ребят. — Все просто. Хворост — это моя мама!
Тиму тут же словно ударяет молния — перестает шевелиться вовсе. Боясь, как бы друг не ополчился против маленькой девочки, и со злостью не набросился, Аленка оперативно отодвигает Алсушку от него подальше, и даже улыбается ей.
— Как это? Почему твоя мама?
— Это Боги наказали ее за то, что она бросила меня в детстве. Превратили в монстра и теперь не дают ей покинуть земной мир. Я же чувствую, как она пытается меня подкупить ночами, когда вижу ее. На нее не злюсь, но она выглядит очень глупо, когда так делает… Ихи-хи-хи… Глупая мама…
Дневной «сонный паралич» Тимы проходит, и его двигательная система снова функционирует. Он в спешке ковыляет к Аленке и тихо шепчет, стиснув зубы:
— Все равно проверим его. Эдика. Это ничего не меняет. Надеюсь, ты это понимаешь.
— Я-то понимаю. Но знай, за Алсушку и двор стреляю в упор! — грозит кулаком Аленка в черной куртке поверх ночнушки.
Но ни капли не жалеет о том, что друг разбудил ее на час раньше обычного. Заходит к предкам Тимы на чай, чтобы разработать план по караулу Эдика. И начинается слежка.
Как назло не пересекаются с ним ни разу, когда дежурят возле Тимкиных зеленых ворот — все время неподходящее. По словам ничего не подозревающей Алсушки, Эдик с работы приходит после восьми, к ужину — если не сидит в ночную смену, и сразу же заходит домой, нигде не останавливаясь. А если утром, то самое позднее — в четыре.