Все дружно ловят ртом воздух. Приходят в себя.
— А мы думали, что вы — Хворост, — Аленка первая выходит на контакт, пытаясь разбавить обстановку. Поднимает ополоумевшего окончательно Тимку с земли, а сама не перестает рассматривать отца Алсушки.
— Я? Это чудище? Вай, ну не якши, вообще не якши!
— А чего же вы поперлися-то за нами? — вдруг одергивает руку помощи Аленки Тимка, недоверчиво продолжая поглядывать на местного почтальона Печкина, пока сам поднимается на ноги.
— Вай! Да пригрозить хотел, чтобы Алсушку мою не обижали, хорошо с ней обращались. А вы так побежали, мне аж интересно стало, чего так будоражиться билмиман вообще… вдруг реально чего-то плохое натворили, откуда мне было знать…
— Так мы ведь всегда с Алсушкой разговариваем! — обижается Аленка. — Она — непосредственный член нашей «Мини-банды Чемпионов Сопротивления»! Ну и…
— Да погоди ты, Аленка, я не понимаю! — встревает Тимка. — Если не он — Хворост, то кто?
— А шайтан его знает, — Эдик закуривает. — И почему вы так уверены, что это именно «кто-то», а не что-то? Вай, может дух лесной, Кикимора болотная, Леший, в конце-то концов. Я сам-то в Хвороста не верил, вот, впервые его вижу. Честно, офигел!
— Ну, вы же взрослый человек! А сказки нам всякие рассказываете. Чудеса! Сами-то наверняка по-другому думаете! — не сдается Тимка.
— Чудеса-шмудеса! В мире столько чудес, вы просто к ним уже привыкли. Вай, и огонь, и вода, и торнадо, и космос со звездами! Разве это не чудеса?
— Так я ведь… не сомневался! Я ведь всего Шерлока Холмса прочитал, дедуктивный метод даже включил!
— Ну и как? — не сдерживает улыбки Аленка. — Довключался? Сам-то только после слухов задумываться начал!
— Да я ведь…
— Ладно, болалар, хватит. Эх, идемте, провожу вас. Только скорее. Алсушке-то в темноте, наверное, страшно.
И топает обратно. Дети медлят, между собой переглядываясь, а Эдик машет рукой, не оборачиваясь:
— Вай, как вы с этим одним уличным фонарем, который не свет, а один пшик-пшик дает, возвращаться собираетесь? А если то чучело вернется?
Два раза тех не проси, вот и плетутся теперь дети за Эдиком, да опасливо осматриваются по сторонам.
— Да я мужик-то хороший. Вай, отвечаю! Только лицо, наверное, от тяжелой юности уже само хмурится, даже когда рад и настроение хорошее. Вот люди и сторонятся...
— И усы, — добавляет Тимка, — пугающие.
Эдик улыбается. Его глаза вмиг приоткрываются, «выглядывают» из-под завесы густых черных бровей, да и лицо целиком преображается.
— Да чего, у нас все село хмурое ходит! Чего, всех подозревать теперь? — вступается Аленка. — И Моришка, когда наедине с собой остается, хмурится, и бабуля моя, когда не может вдеть нитку в иголку, и дед твой, Тимка, когда дрожжи для самогона заготавливает, и Олеся тоже, кстати, вообще всегда хмурится!
Так ребята и не замечают, как проходят к родному тупику, минуя странную одинокую березу, перепутье и табличку. Решают, что сначала проводят Аленку — как самую дальнюю дачницу, а потом и Тимка с Эдиком направятся обратно к себе.
— Я просто в молодости на двух работах кочевряжился, да, — задумчиво рассуждает о своем Эдик. — Наверное, и хмурый такой сделался, так что вы не пугайтесь зря. Теперь знаете. Вай, а дача сама как-то по наследству перевалила от деда к отцу, а от отца ко мне. Я сам-то даже и не надеялся. Жил себе да вот, свезло так. Нашел Алсушку. Как мы тут отдыхали, как радовались счастью! Белая полоса была, отвечаю, белая...
Эдик грустно усмехается, еще больше мрачнеет. А потом внезапно переходит на шепот:
— Алсушкина мать, как родила, так взяла, и Алсушку в мусорный бак выбросила. А я ночью с работы возвращался, подобрал. Опеку сразу почти оформил. Вон, жива, здорова. Поэтому если узнаю, что ее кто-то обижает, живого места на нем не оставлю… Дачу-то два года пытался продать, даже люди приезжали смотреть – все им не то, все им не так… Не брали. А совсем за даром отдавать – как-то… это… «не вай». Вот и решил. Лучше Алсушке в наследство достанется, это ведь тоже – целая традиция! Каждое лето собираться, выезжать на дачу. Свой огород, своя земля, тапчан дедовский…А бассейн всегда надувной покупали, да что-то перестали…
— К нам приходите! — не теряется Аленка. — У нас там, знаете, какие гладиаторские бои! Сетка есть волейбольная, мы на воде ка-а-ак тащим! Как раз одного человека в команду нам с Тимкой не хватает, всем тогда жару дадим!
— И Алсушку берите! — подхватывает Тимка.
— Да она плавать не умеет еще…
Аленка на автомате хочет выплеснуть энергичное «научим!», но вовремя останавливается. Вспоминает побелевшее лицо Сеньки с посиневшими губами и споткнувшуюся о лестницу бассейна Моришку…