— Раньше я просто не замечала, что она воспитывает «работу» вместо меня. Она буквально живет на ней! Аргх, я понимаю, что она это делает для меня, хочет, чтобы я жила полной жизнью, несмотря на то, что папы нет, но… почему-то в последнее время это напрягает больше обычного... А ты как, бабуль? Что в селе нового?
Хворост. Затих. О нем все как будто резко забыли. Нина Игоревна говорит, что помимо редких звуков из аляпистого желто-болотного шкафа в ее комнате, ее ничего больше не тревожит. И не только ее — всех Постоялых села.
Все-таки Аленке хотелось бы посмотреть на этого зверя «свежим» взглядом. Чтобы понять и попытаться объяснить самой себе, что Хворост из себя представляет на самом деле. Кого Аленка не раз кормила конфетами и кому «молилась» в поисках поддержки?
«Скука несусветная, — думает Аленка, лежа на кровати, спустя пару дней, как помогла бабушке с садом, чисткой бассейна и разложила, наконец, все вещи по местам. — Все будто вымерли. Никто в голубые ворота не стучится, не зовет гулять, как в прошлом году, и годы до этого… Стесняются, что ли? Раньше ведь вообще все было так просто! Чего же сейчас что-то менять?»
Накидывает черную куртку с красными полосками, так и висевшую все это время на крючке в прихожей, и решает проведать Тимку.
«А чего нет-то? — думает. — Ведь так у нас с ним изначально было заведено. Не появляется он — появляюсь я».
Прямая дорога упирается в тупик и сворачивает вправо. Если подняться на второй этаж дачи Аленки, то сквозь ветки дерева черешни можно разглядеть край крыши Тимы в самом углу, как раз в начале поворота.
Доходит до голубых ворот, и впервые колеблется постучать.
В «Сопротивлении» дружба Тимы и Аленки славилась тем, что они никогда не здоровались и не прощались друг с другом. Им это попросту было не нужно. Все вступительные фразы из раздела «привет, как дела» придуманы для того, чтобы завести беседу. А зачем им заводить то, что никогда и не заканчивалось? Есть начавшееся соревнование, а есть завершенное — таковы правила. Есть одна длинная встреча, тянувшаяся в бесконечность, и есть промежутки, когда эта встреча всего лишь поставлена на паузу — осень, зима и весна.
А есть лето. Долгое волшебное лето, неподдающееся чьему либо осуждению, ограничениям и рамкам к свободе мечтать…
Аленка смелеет и стучится.
Под елками возле Тимкиного палисадника земля еще влажная. А кроме него так усердно никто их и не заливает — он точно здесь.
Когда Тима открывает дверь, Аленка даже не сразу признает его. Проскальзывает мысль, что встречает Тимкин старший брат, которого у него и нет.
Вырос. И выше стал, и лицо приобрело более острые формы носа, скул. Пропала округлость щек, потемнели брови, да и стричься стал канадкой, с длинной растрепанной челкой. И взгляд переменился...
— Ну, вот ты, оказывается, живой, здоровый! — пытается в обычной манере заговорить Аленка, но сама не понимает, почему отводит взгляд, а голос, то ли нарочно запинается, то ли дрожит.
— А чего, — как-то не по-своему ухмыляется Тима чужим огрубевшим бархатным голосом, расслабленно облокачиваясь о дверцу ворот и сверху вниз посматривая на Аленку с ноткой высокомерия. — Скучала по мне?
И опять эта незнакомая Аленке улыбка.
«Куда делась вечно дергающаяся пискля с духом нескончаемых соревнований?»
— Конечно, нет! Я ведь… — Аленка хмурится, пытаясь скрыть смущение и показательно встает на цыпочки, чтобы сравняться. — Я ведь просто проверить пришла, как ты! А то ни слуху от тебя, ни духу!
— Ну и как? — он наклоняется немного. Так, что Аленка может чувствовать его дыхание на себе. — Напроверялась?
Они меняются местами. Возможно, снаружи он выглядит по-другому, но внутри — все тот же Тимка. Он помнит. Помнит, как Аленка его дразнила после его вечно заикающихся «я ведь, я ведь».
— Давай! — вдруг резво прикрикивает Тима, легонько хлопает Аленку по плечу и дергается вправо. — Кто первый до березы после тупика! До дурацкой таблички!
Бегут.
Аленка не привыкла подолгу дышать ему в затылок, топчась где-то позади. Сейчас, разгонится, поймает порыв ветра, и как всегда его победит.
Но вот уже заканчивается дорога, поворот заставляет замедлиться и потерять скорость, а до Тимки все равно еще не близко. Кажется, что наоборот, он лишь только отдаляется.
Засмотревшись, Аленка спотыкается. Друг детства это замечает, и замедляется, даже не запыхавшись.
— Не смей поддаваться мне, как какому-то инвалиду! — шипит расстроенная Аленка. — Беги! Беги давай, раз можешь!