Не верит. Может, подальше куда-то упало? Проверить надо.
В одной тоненькой ночнушке дрожать начинает. Не может спать без пухового одеяла даже летом — некомфортно без него! Обнимает себя, да лениво поднимается. Обходит кровать вокруг, рукой ныряет в место, где матрас соприкасается со стенкой — пусто.
Ничего не видать, но одеяло-то в белой наволочке! А белый цвет в глаза бы точно бросился, тут даже кошкой быть не нужно.
Сдаваться рано. К бабушке подкрадывается на носочках, стараясь не тревожить непослушные половицы. И у нее одеяла нет: под своим спит, внучкино не трогала.
«Где же оно? — недоумевает про себя Аленка. — Убежало? Но простыня-то с подушкой остались!»
Вдруг погода поднимает бунт: ветер воет, да окно раскачивает, чтобы то об стенку билось. Но девочку это не страшит: зевая, закрывает его на задвижку.
Алена хнычет, безуспешно рыскает еще немного спросонья, да выходит в коридор. А там на крючке среди потрепанных ветровок висит и забытая черная кожанка Ди Каприо с красными, святящимися даже в темноте, полосками на рукавах. Матери обещала, что утром вернет владельцу. Но сейчас-то не утро, верно?
Не колеблясь, дергает с крючка. Топает обратно и, укрывшись ей, вскоре засыпает. Быстро, ни о чем постороннем не задумываясь. Согревает не куртка, а мысль, что это не просто вещь, а целый оберег, несущий в себе непобедимый дух Ди Каприо, его свободу и… лето.
Аленка не испугалась кромешной тьмы, когда из комнаты выходила. А ведь за окном не было ничего, что осветило бы ей путь. И уличный фонарь, казалось, специально был направлен на другую дачную сторону, закрывая глаза на эту.
Но, может, ей все-таки стоило чего-то бояться?
Шевелящихся теней или хруста сухих листьев рядом с входной дверью, например?
Но все позади.
Наступает рассвет.
Сам двухэтажный дом на даче Нины Игоревны — всего лишь место, где можно переждать ночь, большего функционала он в себе не несет: и комнат только две, если считать отремонтированный чердак за комнату, и кроме сна делать-то в нем больше и нечего. Ведь остальное на улице: и кухня, и бассейн, и даже санузел с современным бойлером, что подогревает воду. И все пристройки мама-Маша организовывала сама — ее личная гордость.
Первой всегда просыпается Нина Игоревна. Рано утром спозаранку она готовит яйца всмятку и заваривает чай с мелиссой. Мажет маслом буханку, стол накрывает, да направляется внучку будить.
— Вставай-вставай, Аленка! Завтракать идем! — в комнате с недовольством замечает, что девочка накрыта старой изношенной вещицей. — Тьфу, ну что это за тряпка? Опять самодеятельность свою развела?
Аленку два раза не проси, особенно летом — каждая секунда драгоценная на счету! Вмиг поднимается, тапочки напяливает, да умываться уже побежать хочет, как Нина Игоревна ее останавливает:
— Чего без одеяла спала, говорю? — старушка даже не настораживается. Привыкла к выходкам Аленки и спросила так, из любопытства, ожидая услышать очередное "логическое" объяснение.
Но Аленка съеживается. Вспоминает ночное происшествие и в тапки ногами зарывается.
— Жарко было, ба... — обманывает, глаза опустив. — Тебя будить не хотела, поэтому взяла, что нашла.
— Тю, ты ж мое золотце! — сразу верит, руки к сердцу прикладывает и принимается внучку расцеловывать, не заострив внимание на том, что самого одеяла рядом нигде и нет. — О других думаешь, не эгоисткой растешь! — Нину Игоревну ответ удовлетворяет, поэтому та поднимается, и к дверям удаляется. — Ну, иди, жду на улице тогда. Завтракать!
Идет. Вон, уже рукомойник дергает. От ледяной бодрящей воды до конца просыпается, да возвращается обратно переодеваться.
Напротив кровати Аленки — выход в коридор, а слева от нее — шкаф платяной в стенку встроенный. Старый, времен бабушкиной молодости, с облупленной желтоватой краской. Аленка открывает дверцу со скрипом и охает: одеяло! Под вешалкой лежит рядом с упавшим платьем Нины Игоревны!
— И что ты тут забыло? — теряется девочка.
Как оно тут оказалось?
Приехать толком не успела, вещи-то многие по пакетам до сих пор лежат неразобранные, а уже что-то, да происходит.