До тупика рукой подать. Если бы Тимка захотел, он бы давно пришел первым. Но не идет. Стоит на месте, пока Аленка кидается на Тимку, насильно толкая его к финишу.
— Идиота кусок! — Аленка пальцами упирается ему в живот, и понимает, что не может даже заставить его сдвинуться. — Умей выигрывать! Соревнование начал — соревнование закончил! Не нужно все усложнять!
— Вот именно. Не нужно.
И обнимает ее. Момент такой трепетный, волнующий, что Аленка даже начинает дрожать. Думает, что произойдет быстрее: выпрыгнет ее сердце или она умрет от нехватки воздуха, потому что забыла, как дышать?
«Это всего лишь дружеский жест. Просто дружеский жест», — пытается успокоиться девочка.
— А я вот скучал, — говорит Тима куда-то в плечо.
«Ну и как? Доскучался?» — пропищала бы Аленка, держи она себя хоть чуточку в руках.
Но молчит.
Оба молчат.
Сколько так стоят? Долго. Хворост стоит рядышком, засекает. Считает про себя, но после сотни сбивается. Смотрит. Почему-то и ему сразу делается хорошо.
Наконец, отстраняются.
— Ты перестал сбривать молнию на виске, — замечает Аленка только сейчас.
— Давно уже, — отмахивается. — Решил, что пора повзрослеть.
— И повзрослел.
Они гуляют целый день. Нарочно не зовут Славку, Сеню, Моришку. А если кто-то из них попадается им на глаза, то почему-то прячутся, глупо хихикая в кустах.
У ярких оранжевых ворот случайно задерживаются. Сначала Аленка думает, что ей кажется, но, спросив Тимку, убеждается — оттуда льется голос. Пронзительный такой, звонкий, а местами даже истошный.
— Я смотрю в темноту, я вижу огни. Это значит, где-то здесь скрывается зверь…
Аккорды неуверенные. Чаще неправильные, режущие уши.
Мимо, снова мимо – сам певец как будто это знает, оттого и громче все верещит – чтобы заглушить звук неправильных струн. И голос какой-то больной. То писклявый, то басистый, то вообще издает только беззвучный булькающий хрип.
«Он, я знаю, не спит, слишком сильная боль
Всё горит, всё кипит, пылает огонь.
Я даже знаю, как болит у зверя в груди.
Он идёт, он хрипит, мне знаком этот крик…»
«Неужели это Ди Каприо?» — не верит Аленка.
Она впивается взглядом в оранжевые ворота, закрытые, как назло, и вспоминает детство. Как ждала Ди Каприо в первое лето его отсутствия. Как не хватало его струн, песен, наставлений. Как видела в нем не просто человека, а сказочного эльфа, знающего ответа на все вопросы.
— Ален? Хочешь послушать, что ли? — шепчет Тимка рядом.
«Я кружу в темноте, там, где слышится смех
Это значит, что теперь зверю конец
Я не буду ждать утра, чтоб не видеть, как он
Пробудившись ото сна, станет другим…»
— Узнаешь, Тима? Это ведь Ди Каприо!
Аленка до сих пор носит его куртку. Она уже врослась в нее, стала частью не столько самой Аленки, сколько символом волшебства лета и села с дачей бабушки. Ненароком начинает размышлять, почему вдруг Ди Каприо вернулся? Если проклинал это село, говорил, что сюда больше не ногой и…
— Ладно, Тима. Пойдем.
Она обещает сюда вернуться. К кумиру детства. Хотя бы для того, чтобы узнать, как он устроился в жизни. В следующий раз, как понадобится купить что-то у Олеси, заодно и спросит.
А пока — вечер.
Тима с Аленкой укладываются на сухой траве пустыря возле Бочки и смотрят, как потихоньку начинают вырисовываться звезды одна за другой. В городе такого не сделаешь. А здесь — чистое-чистое небо, без единого облачка и смога из пыли и газа. Созвездия, вселенная, целые миры простираются перед их загоревшимися глазами. Они лежат на траве и смеются. Не думают ни о чем. Ни о том, что это лето когда-нибудь закончится, ни о том, что будет с их общением после. Проигнорируют ли следующий прожитый год так же, как и всегда? Или придумают, как общаться? Потеряют ли их тонкую нить связи и продолжат на той же волне так же, как и делали до этого, или что-то, все-таки, да изменится? Не знают.
— Тим, а ты не помнишь, почему мы стали называть себя "Мини-бандой Чемпионов Сопротивления"? Какого сопротивления, если тогда и Хвороста в помине не было? Да и почему чемпионы?
— А черт нас всех знает. Но, как видишь, не только приелось, но и запомнилось надолго.
— А помнишь расследование? С какой серьезностью мы к делу относились? Серьезнее Виктора Михайловича — уж точно!
— Конечно, помню. Сейчас все это кажется таким глупым, таким далеким...
— Да-да, кому сейчас какое дело до Хвороста? Все это так не важно, так отдаленно, так… по-детски!
Смеются.
— И все же... что же это такое было, Тим?
— Хворост? — Аленка кивает. — До сих пор не знаю, клянусь. Видимо, та твоя теория про зверя оказалась самой правдоподобной.