Присоединяются и другие. В этом неравном бою с одним безоружным, абсолютно беззащитным существом против пяти озверевших детей.
— Палками его! Палками! — кричит Славка, да бьет и бьет.
И в этот самый момент заходит в подвал Аленка.
Вот она — горечь предательства. Одинокий, как никогда, Хворост, прижатый к плесневелой стенке подвала, прячет голову, чтобы защитить ее от ударов, и все больше скукоживается, словно прячась в невидимый панцирь. Впереди — дети, не дающие ему пройти, а по бокам — шкафы с никому ненужными мешками, полные барахла.
Аленка хочет плакать от увиденного, но слезы не идут наружу.
Она смотрит на этих людей вокруг и не узнает в них своих друзей. Не узнает Славку, Моришку и даже Сеню. Перед ней монстры.
Настоящие Хворосты. Чудища с уродливой маской с перекошенными гримасами искусственного удовольствия на лице.
— Хватит! — пищит. Но этого мало. Монстры не понимают человеческий язык. К ним нужен другой подход.
Аленка прорывается в гущу событий, берет несколько ударов на себя, и хватает Хвороста под руку, помогая ему подняться и выйти наружу. Никто из обидчиков не останавливается, преследует пошагово, нарочно топча проходящих ногой.
Выбираются чудом. На заднем буржуйском дворе прохладно, как никогда. Свежий воздух бьет в лицо, остужая ноющую от боли кожу.
Аленка снимает куртку Ди Каприо с себя, и закрывает ею Хвороста.
Трава под ногами твердеет, сушится, ветки деревьев сгибаются, смыкаясь в дьявольский круг.
И пляшут демоны, когда-то звавшиеся Аленкиными друзьями. А в центре — их жертва. Корчится, извивается, но молчит. Не сопротивляется и не кричит.
— Монстры! — срывается Аленка. — Уродцы! Здесь главное чудовище — не он, а вы! Прекратите! Убегай, Хворост! Давай, ползи отсюда подальше!
Аленка вырывает из слабых рук Сени палку, и набрасывается на Славку. Моришка рядом верещит, размахивает руками, пока Аленка заносит палку Славе за горло, и пинается ногами.
А Хворост ползет.
— Ты отупела? — шипит Слава. — Почему ты его защищаешь?
— Дебилы, вор — не Хворост! Он бы не смог забраться на ваше окно, это слишком сложно для него, но вы даже думать не хотите!
— Ага, еще как отупела, — подначивает Моришка. — Бабку убили, и все. Чокнулась!
Аленка их не слушает. Оборачивается: Хворост исчез. Успевает убежать и испариться. А остальное теперь ее и не волнует.
Рядом Бочка. Покачиванием под рев массивных балок баюкает и успокаивает Аленку.
Теперь и ее обступают обозлившиеся “друзья”, скаля зубы. Растрепанная, как никогда, Моришка напоминает Аленке Слендерину, Славка — Шрама из “Короля Льва”, а Сеня — его преданного шакала. Аленка понимает, что происходящее — самое безобидное, что приключилось с ней за все лето, поэтому без задней мысли расслабляется.
— Ну че ты, Аленка, без жениха своего не скучаешь? — подначивает Слава, намекая на Тиму.
— Поверь, это последнее, что меня сейчас волнует.
— Значит, сейчас еще как будет волновать. Ты вообще, Маугли, бездомная. Мать на работе живет, даже имя твое с трудом наверное помнит. Не было времени тебя воспитывать, с тобой сидеть, вот и выросла беспризорная шаболда.
— Ну зачем ты так, Слав! — игриво толкает своего парня Моришка. — У нее и так наверное из-за недостатка любви комплексы!
У Аленки ком застревает в горле. И это ее друзья? Бывшие друзья? И это с ними она проводила все лето, а осенью и зимой мечтала и грезила о днях, когда увидит их снова? Сегодня они в ударе, все продолжают, и продолжают ее удивлять!
Кто они такие, чтобы судить маму-Машу? Откуда они знают, как ей было тяжело, когда умер отец Аленки? Когда ей самой пришлось тянуть на себе семью, да ещё и делать это настолько хорошо, чтобы Аленка никогда ни в чем не нуждалась?
— Да вы, чупакабрики, и мизинца ее не стоите! — гордо выпячивает грудь Аленка, не без иронии наблюдая за ситуацией. — Чего, думали, я как Сеня расплачусь? Хах, ну и как? Додумались?
Разъяренный Слава разгоняется уже с боевым кличем, готовясь разорвать Аленку в пух и прах, как кто-то, невидимый Аленке, опережает его и одним движением макает его лицо в пыль.
— Эх вы, черти, — холодно отчеканивает появившийся Тима, смотря на дергающегося Славку из-под лезущей в глаза челки. — Уж не вам про комплексы заикаться. Ты, Марина, после развода родни, хоть в зеркало-то смотрелась? За штукатуркой и лица не видно. Говоришь, делаешь все, чтобы не быть похожей на мать, а сама мчишься в этом направлении, как угорелая.