Катенька неуверенно развернулась и потопала назад. Вглубь деревянного амбара со свиньями.
Олеся упивалась этим зрелищем. Прожигала взглядом ее сгорбленную дрожащую спинку в новеньком бежевом пальто.
— Это тебя должна была сбить машина, Катенька, — Олеся говорила мягко. — Но что поделать. Гори сейчас.
От одной маленькой спички вспыхнуло сухое сено — положило начало концу. Пока Катенька соображала, что только что произошло, Олеся закрыла дверь, подперла своим телом, да повесила железный замок.
Сделала все это так быстро, по обыденному, как будто собиралась лечь спать. Горела крыша, визжали свиньи. Катенька что-то верещала, неразборчиво проклиная всех и вся. Но она была еще там. До последнего искала отходные пути в замкнутом пространстве, толкала свиней в огонь, лишь бы больше места осталось ей самой, лишь бы отсрочить собственную кончину. Другие свиньи давили ее, в панике убегая к нетронутым огнем местам, сбивали ее с ног.
Но все неизбежно: Катенька начала гореть сама. И оглушающим криком заставляла ворон взмыть с веток дуба ввысь. Они закрывали солнце и заполняли небо тьмой, сливаясь с черным смогом дыма. И тогда Олеся протрезвела. И поняла, что натворила.
А Володя смотрел на все это. Смотрел, но не смог ничему помешать. Потому что и сам еще не до конца очухался.
Встал Володька возле дерева яблоневого, отлил. Присел напротив горящего амбара, облокотился об стенку собственного дома, закурил, да посмотрел в небо. Какое оно далекое. Чем больше смотрел, тем приглушеннее становилось визжание свиней, смешанное с Катиными криками о помощи, тем меньше слезились глаза от жара и запахов горелого мяса и волос. Казалось, дальше поднимался и он сам. Высоко. Выше домов, орехового дерева, Бочки, да всего мира целиком!
И Олесю, выбежавшую на крыльцо и схватившуюся за волосы, не видел, или не хотел видеть. Не слышал, как она принялась кричать на него, трясти за плечи, вылупившись очумелыми глазами. Или не хотел слышать. Пусть поймет, он далеко! Высоко в небе, в целом космосе! Повторяет траекторию Гагарина, Белки и Стрелки, кого угодно, лишь бы не возвращаться в эту прогоревшую во всех смыслах реальность.
Олеся бросила попытки достучаться до него, и побежала за ведрами. Вскоре бросила и их, да потянулась за шлангом.
— Дима! — по привычке кричала. — Дима, блин! Хватит херней маяться, спускайся скорее, помоги!
Фартук сняла, рот себе им обвязала. Осталась в синей куртке адидас поверх бело-желтого сарафана. Только когда дернула краник и включила максимальный напор воды, на секунду остолбенела.
— Что там, Олеся? — хрипел со второго этажа проснувшийся Дима. — Почему так пахнет? Жаришь что-то?
Олесю всю трясло.
— Лежи, Дим, лежи. Не вставай. Просто сарай сгорел. Со свиньями. Лежи. Олеська сама со всем разберется…
Крыша сарая, казалось, вот-вот обвалится. Еще чуть-чуть, и спасать будет нечего. Останется только следить, как бы огонь не распространился до территории дома или, еще хуже, до соседних дач.
Адский огонь смеялся. Тряс языками пламени, извивался в дьявольском танце. Но Олеся была сильнее. Она тянула шланг дальше, смотрела, как бы трубка где не загнулась, не препятствовала сильному водяному потоку и как бы не сорвалась резина с краника!
Медленно обходила. Со всех сторон противодейственной силой тушила пожар, пока на черный вздымающийся дым сбегались соседи со всего села и спрашивали, в чем дело. Они ломились в открытые оранжевые ворота, глазели, охали, головами качали, но помогать явно не торопились.
А взмыленная Олеся продолжала свое дело. Пот ручьем стекал со сросшихся бровей, она и куртку адидас скинула, в отца швырнула, но и то не разбудило его. Он только глянул на нее затуманенным взором, да продолжил размышлять о своем:
«Да моя Олеська бы ее не убила. С кулаками бы набросилась – да, дурь бы всю из Кати выпотрошила, но в живых бы оставила, — думал Володька. — Как она могла ее заживо сжечь? Смотри, как бегает! Как человека спасти пытается! Разве такое показухой назовешь? А я? Может, мое старое сознание картинки подменило, сделало из дочурки злодея, а я сразу и поверил? Да, конечно, это я. Убийца – я. Олеська же у меня сильная. Вон какая выросла. Самостоятельная. Она же одна со всем всегда справляется!»
Олеся так не думала. Она вообще старалась ни о чем не думать, только о деле. О воде, об огне и почти затекших руках.
— Подвинься, вай! Ты тут тульпаны поливаешь или огонь тушишь?