Хвостов поехал к маме.
Галина Васильевна Хвостова после смерти мужа сильно сдала. С невесткой отношения как-то не сложились, внучки выросли без бабушки. Пенсия ее, казавшаяся приличной в старые времена, теперь совсем обесценилась. Только маленький участок с наспех сколоченным сарайчиком и огородом поддерживал у Галины Васильевны волю к жизни. С апреля по октябрь она ползала по грядкам, все время что-то сажая и пропалывая. Картошка, огруцы, помидоры, укроп, чеснок – все было свое, домашнее, варилось, мариновалось, закатывалось в пузатые трехлитровые банки.
Хвостову повезло – мать была дома.
– Чего явился? Не начинай, по глазам вижу – с Ксенией опять поругался. Что тебе сказать, сам выбирал. Родителей не слушал, куда там! Напролом тебя несло, Олег. Теперь терпи. Две девки у тебя, им еще на ноги встать надо.
– Да нет же, мам, я не о том.
– Ну что еще у тебя стряслось? С работы тебя выгнали?
– Хуже, мамочка, гораздо хуже, – Хвостов неожиданно разрыдался. «Что за бред, – возмущался внутренний голос, сопли распустил, да тебе уже сорок лет, а ты все к маме под крылышко?».
– Что с тобой, сыночка, – Галина Васильевна побледнела? – Ты заболел? СПИД, не приведи Господи, – она перекрестилась.
– Да нет, не СПИД. Смотри, мам – Олег Иванович приспустил штаны.
– Господи, за что наказываешь меня! – взвыла старуха. Мало тебе того, что страну антихристы к рукам прибрали, что жизнь наша в грехе прошла, так угораздил ты меня своими руками отродье сатанинское выродить!
– Мам, я тебя очень прошу, заканчивай свою религиозную агитацию. Какой я, на хрен, антихрист?
– Вот оно, семя враждебное, вирусы все эти, Абрамовичи, прости-Господи. Молись, сын! Молись! – Галина Васильевна сунула Хвостову старинную икону Николая – Чудотворца. – Икона эта прабабушку нашу хранила, и бабушку. Поцелуй святого Николая.
Икона пахла затхлостью, серебряный оклад почернел.
– Мам, – Хвостов почувствовал усталость. – Нет, ты мне объясни. Ты же в тридцать втором родилась? Пионеркой воспитывалась, сочинения про Сталина писала, да какого черта, ты же в партии была! Ты же зав. отделом идеологической работы была, мамочка! Что с тобой!
– Со мной ничего, хоть и на старости лет, да Бог меня спас. А у тебя от безверия хвост вырос, лучше бы не вынашивала я тебя. А отцу какое наказание, да он в могилке ворочается.
– Мама, я от врача только что. Он говорит, что все, возможно, из-за Чернобыля. Помнишь, я в командировке облучился?
– Пойдем к Отцу Никодиму. Молись истово и свечки поставь. Только молитва твоя Господу спасет тебя от наваждения.
– Маманя, ну пойду я, пойду. Ты мне лучше скажи, ты деда, или прадеда по отцовской линии помнишь? Откуда фамилия Хвостовых пошла, может в старину чего не так было?
– Ваня таким порядочным человеком был. Ну, злоупотреблял маленько, со всяким случиться может. А ты...
В маленькой церквушке горели лампадки. Пахло ладаном, и строгие лики святых, или полусвятых (Хвостов не разбирался в церковной иерархии), смотрели на грешников.
– Послушай меня, сынок. – шептала Галина Васильевна. – Когда тебя в Афганистан должны были призвать, я сюда тайком пришла, зажгла свечку. И случилось чудо, Бог помог, помнишь – твою анкету потеряли.
– Мам, удивляюсь я тебе. Я эту анкету сам в туалете спичкой поджег и в урну засунул. – Олег подумал, что просто теряет время.
– Это дьявол говорит из тебя...
– Ладно, мамуля, я пойду. В конце концов, хвост не так уж и страшен. Ты знаешь, – во рту у Хвостова стало горько, – я тебя люблю. Я до сих пор помню, как мы за грибами ходили. И еще – как ты с температурой поехала елку на Новый Год покупать. Я тебя ненавидел частенько, бывало и такое. И ты знаешь, – мысль эта поразила Хвостова, – мне кажется, что Богу молиться не имеет смысла, потому что его нет, и он есть, потому что он жесток и добр одновременно.
– Богохульник! – лицо Галины Васильевны исказилось.
– Пора мне, мам, – закусил губу Хвостов и выбежал из церкви.
Хвост лежал на сиденье и мешал вести машину. При торможении, он напрягался вне зависимости от воли Олега Ивановича, а при обгоне начинал больно хлестать по щиколоткам.
– Елки-палки, это же надо так влипнуть, – Хвостову хотелось курить. – Придется на операцию ложиться. А сейчас это так некстати, две сделки уходят. Да и дорого.
«Аквариум России» располагался в старом Московском переулке, вернее – в подворотне. Раньше в здании этом был институт лакокрасочной промышленности, и в коридорах до сих пор пахло какой-то ядовитой дрянью.
– Ага, приехал все-таки, – долговязый генеральный директор «Аквариума России», напоминал рыбака. – А у нас уже слухи пошли, Хвостов теперь по субботам на работе не появляется, хвост у парикмахера укладывает.
– Кто? Почему? – ужаснулся Олег Иванович.
– Да брось ты, шуток не понимаешь? Я тебе домой звонил. Скалярий нам завезли, Олег, а они дохнут одна за другой. Хорошо бы кислотность воды проверить, или эту, алка... Ну, алкоголическую вашу меру. Кто у нас кандидат химических наук?
– Никаких проблем. – Олег Иванович пошел на склад за реактивами.
Работа у Хвостова была нехитрой, но требовала определенной степени профессионализма. Как еще можно узнать, когда подсыпать в аквариум химические препараты, когда очищать кормушку, когда подкармливать обитателей младшими братьями, или, на худой конец, мотылями.
С кислотностью в аквариумах было хреново. Пришлось переселять редкостных рыбок в специально подготовленный резервуар, растворять в воде белые кристаллы, капать желтыми реактивами в пробирку. Суета эта заняла весь остаток дня.
Часам к шести вечера Хвостов вдруг почувствовал, что ему настоятельно необходимо попасть в туалет.
О, белоплиточное уединение личной кафельной кабинки. Какой сегодня выдался сумасшедший день...
– Е-мое, змея!. Змея, братцы. Дави ее.
– Ууу, – взревел Хвостов, распахнув дверку, – что же ты, сука, делаешь! Я тебе покажу, как мой хвост каблуками давить!
– Извини, Олег Иваныч, – консультант по африканским рыбкам с воем выскочил из сортира.
Хвостов с изумлением посмотрел себе под ноги. Хвост заметно вырос, он уже достигал полутора метров в длину. Кончик его, принятый обидчиком за змею, был молодым, гибким, розовым и поросшим редкими черными волосиками. Зато основание начало покрываться странными, прозрачными чешуйками, напоминающими слюдяные пластинки.
Воскресенье Олег Иванович провел на даче, и в понедельник поехал на работу с тяжелым предчувствием.
– Ну, привет, Олег Иваныч, – Витька Журавлев, директор по маркетингу, сальный мужик с малюсенькими глазками, встретил Хвостова в коридоре. – Поговорить надо. Такие слухи про тебя ходят странные.
– Чего надо? – Мрачно спросил Хвостов, и глаза его налились кровью. – Журавлева он не любил, искренне считая его дармоедом. К тому же ходили слухи, что до работы в «Аквариуме» Витек связан был с мафией.