Когда Алисия она начала рассказывать об одном человеке, которого могла назвать первым настоящим другом, которому можно было довериться полностью, она замолчала, закрыв глаза. Этот момент не ушел от внимания психотерапевта, так как раньше он этого от неё не слышал, — если вам слишком больно рассказывать, что с ним произошло, то не стоит. Мы можем закончить на сегодня, чтобы вы отдохнули, и продолжим в другой раз, — тактично предложил он, понимая, что сейчас, похоже, стоит всё же закончить.
— Я убила его, — безразлично пожав плечами ответила она, но её взгляд будто утонул в прошлом, — тот день. Мне было девять, мне пришлось, доктор. Его нельзя было спасти. Его накачали кошачьей мятой и, после допроса, отослали вербовать новых клиентов, — она глубоко вздохнула, — он пришел к нам в убежище. Мы сделали его после очередного побега из приюта, где нас хотели сделать послушными игрушками знатных «людей» из верхнего города. В то время там были только малыши лет пяти. И мы, сами ещё маленькие дети, пытались защитить их и научить жизни, — Алисия подняла перед собой руку и тихо рассмеялась.
— Вы совершали то, во что верили. И я верю, что те дети смогли вырваться из тех условий.
— Нет. Не смогли. После произошедшего из всех схватили те, кто допрашивал моего друга, — рука девушки бессильно упала на кушетку, а по лицу протекла слеза, — Он ворвался в убежище. Его глаза были сумасшедшими, я не видела в его взгляде ничего, кроме безумия и желания. Он говорил, много говорил. «Мы станем едины, братья и сестры. Вы станете такими, как мы». Потом он посмотрел на меня и сказал: «Ты будешь моей, Лилиан». В его руках был тот всеми богами проклятый шприц, он бросился на меня, — врач внимательно наблюдал за глазами Алисии, которые были пусты. Они говорили об абсолютном равнодушии к жизни того человека, однако по лицу катились слёзы. И он понял, что нашёл причину её столь озлобленного поведения. Сначала потеря родителей и ужасы трущоб, а потом вынужденная самооборона, повлекшая за собой непреднамеренное убийство.
Его смущало только лёгкость, с которой она говорила об этом. Словно это сделала не она, что противоречили выводам, сделанным ими ранее.
Неожиданно Алисия медленно перевела взгляд на психотерапевта, заставив его замереть, — меня охватил такой страх и ненависть, что я не смогла себя контролировать. Я бросилась на него и вцепилась в глотку, пока он пытался вколоть мне ту дрянь. Я рвала его, пока он не затих, — девушка глубоко вздохнула, — я плохо помню, что было дальше. Я куда-то бежала, меня рвало, снова бежала. Мне было страшно — его лицо стояло передо мной! Безумное, окровавленное, с разорванной глоткой! — её голос сорвался на крик, когда она неожиданно вскочила, — вы это хотите знать? Да, я убила его, как и тех ублюдков из Цербера! Именно я, а не Лилиан! — врач хотел уже нажать тревожную кнопку, но Алисия, поморщившись, отвернулась, — простите. Я не хотела.
— Алисия, посмотрите на меня, — спокойно, но строго сказал психотерапевт. Девушка медленно повернулась к нему лицом глядя на него спокойными глазами, но, не выдержав ответного взгляда, отвела их в сторону, — это тяжело, я понимаю. Да, вы убили несколько человек, однако вы действовали, чтобы выжить, остаться собой и попытаться спасти других.
— Возможно, но я же не справилась. Им всех схватили, — тихо прошептала та, — но главное пугает меня не это. Вы понимаете, доктор, убить было как раз не сложно. Всего пара хороших укусов, и человек начинает захлебываться кровью, умирая. Пара взмахов резотроном, и головы людей катятся словно футбольные мячи.
Неожиданно она усмехнулась, лёгкая улыбка тронула её лицо, — только знаете, доктор? — она поймала его взгляд своим, её золотистые глаза словно пронзали его насквозь. Невольно поежившись он ответил на него, но в глазах девушки не было ни капли безумия, что было характерно для таких ситуаций. Только странное спокойствие и понимание произошедшего, и слёзы, что катились по её лицу. Словно перед ним была не 14-летняя девушка, а старый солдат, который наконец смирился со своим прошлым. Это пугало и восхищало одновременно.
— Я ни одного человека ни убила, ни покалечила, — медленно проговорила она, — можно ли назвать таких разумных, опустившихся до уровня диких зверей — людьми? — в её глазах психотерапевт увидел своё отражение и, наконец не выдержав, на пару секунд закрыл глаза, а когда вновь посмотрел на Алисию, та опустила взгляд в пол с лёгкой улыбкой, — хотя нет. Неправильно сравнивать таких со зверьми, у них и то больше человечности. Правда?