— Вингардиум Левиосса. Финита. Вингардиум Левиосса. Финита. Левгардиум Виниосса. Гарвиндуим Вилеассо. Гильдерштерн-с-Родоса, Грандмастер-из-Каноссы, — паузы между заклинанием становились больше, требовалось всё время держать в уме предельно четкий образ воздействия и одновременно контролировать движение мистического знака, чтобы не собрать слишком много или слишком мало маны, но каждый раз карандаш послушно взлетал ещё немного выше. После третьей попытки заклинание отмены маг уже не использовал, иначе он сбивался с придумывания белиберды, звучащей похоже с оригинальной арией. — Ступефай. Петрификус. Люмос, — карандаш всё так же послушно поднимался вверх, пускай уже не так высоко, а паузы для сосредоточения приходилось брать ещё больше — упомянутые заклинания вызывали у него совершенно ясные ассоциации, от которых требовалось отгородиться и удержать образ левитации. — Финита. Вот примерно так. Благодарю за одолжение.
Кайнетт протянул мистический знак ошарашенно глядящему на это Симусу и чуть ли не силой впихнул его в ладонь. Затем посмотрел на Грейнджер, пребывающую в каком-то ступоре и, кажется, не знающую, что ей надлежит сделать — то ли начать аплодировать такому уровню владения палочкой, то ли рвать волосы и кататься по полу, потому что она совершенно не понимает, что сейчас вообще произошло. Осторожно вытащив свою палочку и стараясь не направлять её на людей, ведьма указала на карандаш, откашлялась и с выражением произнесла:
— Вингардиум Левиосса, — дождалась, пока карандаш взлетит, затем отменила заклинание. Сделала глубокий вдох, взмахнула ещё раз давно отработанным жестом и сказала: — Нивгардиум Велиосса. Ни-в-гарди-ум Ве-ли-осса!
Ничего не произошло. Она попыталась ещё с полдесятка раз, прежде чем посмотреть на Джеймса и спросить с подозрением и недоверием:
— Почему у тебя это получается, а у меня — нет? Ты ведь не просто переставлял слоги или убирал буквы. Ты заменял целые слова. А профессор нас учил, что произносить заклинание нужно очень чётко, и нигде не запинаясь. Ошибешься в ударении, и перо не взлетит к потолку, а сгорит или погрузится в землю, — в поисках поддержки она оглянулась на однокурсников. Те согласно закивали, подтверждая, что да, так всё на уроке и было.
— И он был прав, и я не ошибаюсь, — ответил маг, пожав плечами.
— Но в заклинаниях нельзя менять буквы!
— Можно. Но не всегда. Вот вы… — Кайнетт подобрал простой пример, но вспомнил об особенностях местной магической Британии и решил уточнить: — Я не знаю, кто из вас раньше учился в обычной школе?
— Мы все, — ответил Томас. — Мы с Симусом — полукровки, Грейнджер — магглорождённая, так что до одиннадцати лет мы все жили, нечасто сталкиваясь с магией.
— Прекрасно. Тогда вы все должны знать, что такое геометрия и что такое число Пи, — Кайнетт привычно взял лекторский тон. Дождался, пока все трое ему кивнут. — В младшей школе на занятиях его с разрешения учителя можно брать равным трём — на точность тех расчётов это не сильно повлияет. Так же в физике ускорение свободного падения на первых занятиях можно брать как десять, а не девять и восемь. Так же и в химии, и в других предметах. Когда, допустим, в пятом классе что-то подаётся просто, а в десятом так уже не сделаешь. В науке ещё много таких вещей, которые в школьном курсе делать вроде бы совсем нельзя, а в университетском — можно, но не везде. Ровно то же самое и в магии. В простых заклинаниях можно менять слова. Но в школе, тем более на младших курсах, такое не требуется.
— Тогда зачем слова вообще нужны? И почему ничего не получалось у тех, кто делал ошибки? — задала Грейнджер вопрос. Ей было очень интересно, почему учителя если и не обманывали её, то не рассказывали всего и сразу.
— Не получалось, потому что они себе нужное действие вообразить ярко не могли, если даже не могут запомнить полдюжины простых слогов или меньше, — с пренебрежением ответил Кайнетт. Сам факт, что подобные ученики есть, уже был печален и достоин сожаления, учитывая, что учебники по практической магии для младших курсов давали минимум теории, фокусируясь на больших объёмах и постоянных упражнениях для наработки базы заклинаний. Казалось бы, что ещё проще, но находятся бездари, для которых даже подобный элементарный уровень — это слишком. — А нужны они, потому что требуется учиться. Учиться и запоминать. Запоминать и нарабатывать навык. Вы знаете, что такое условный рефлекс?
— Да, я знаю, — теперь ответила только ведьма. — Звонок, собака Павлова, кормежка по сигналу…
— Превосходно. Именно так базовые заклинания и работают, — маг взял с пола карандаш, зажал на манер волшебной палочки. Взмахнул им, сказав: — Волшебник получает задачу. Например, разрезать яблоко. Волшебник делает жест. Слушает учителя или читает в книге описание эффекта, потом представляет во всех деталях, что должно сделать нужное заклинание. Произносит указанную формулу и получает эффект, — он несколько раз повторил виденный в книге жест для простого режущего заклинания. — Делает так и снова, и снова, и снова. Десятки и тысячи раз. У него в голове появляется связь: жест, слово и воздействие. И в результате, если на него в тёмном переулке нападёт, к примеру, оборотень, он, даже испуганный, успеет взмахнуть палочкой, крикнуть заклинание, а подсознание проведёт ассоциацию и создаст действие без времени на раздумья, — он резко взмахнул карандашом ещё раз, будто срубая кому-то голову. — Ты использовала левитацию быстрее и увереннее меня, потому что много раз её уже повторяла. Полагаю, вы двое тоже сделали бы это лучше и с меньшими усилиями, чем я. Мне нужно постоянно держать в голове образ, а для вас заученные слова создают его сами, — сказал он, кивнув Томасу и Финнигану. Затем продолжил объяснять своё изложение базовой теории применения местного мистического знака. Кайнетта куда больше интересовала именно общая теория, а не отработка отдельных мистерий, для чего приходилось обращаться к учебникам и справочникам для старших курсов и для «подготовки к колледжам», а в продаже такие попадались редко. Его не столько интересовало, что нужно делать мистическим знаком, сколько — зачем делать именно это и как всё оно работает внутри. — Маг делает жест, кричит «Протего!» и создаёт себе щит за долю секунды до того, как в него ударит чужое заклинание. Он не думает, как он это будет делать, в голове слово, жест и действие давно связаны вместе, он железно уверен, что после слова «Протего» появляется щит. Заклинание предназначено не для учителя, не для мироздания, а для самого себя. Именно поэтому большая часть ходовых заклинаний на латыни, древнегреческом, арамейском, староанглийском — на мёртвых языках, ты не произнесешь этих слов, расплачиваясь в кафе за обед, и не вызовешь в голове рефлекс, который превратит официанта в кусок льда или в камень. Слово — просто заученная команда, сигнальный флаг для самого себя, спусковой механизм, не более. И потому, научившись ярко и быстро представлять магическое воздействие в голове по желанию, можно произвести его не только по заученной команде, но и без неё или с любой другой. Но это потребует больше времени и напряжения, требует раздумий и оценок, что, например, в бою или дуэли непозволительно. И именно поэтому, мисс Грейнджер, когда направляете кому-то в лицо палочку и «всего лишь» произносите «эпискей», вы можете получить в ответ «ступефай», «релашио» или удар ножом в качестве самозащиты, и даже суд будет не на вашей стороне.