Не дав случится конфузу, Хёг без промедления, сграбастал пару печенек «Мария» выдававших себя за импортных бисквитов, и кинув одну в рот, зачавкал, всем видом показывая как ему вкусно. Быстро разжевав первую, он отправил за ней вторую, и с набитым ртом, поблагодарил хозяйку за угощение.
Прохор, не отставая от товарища, уплетал не хрустящую печенюшку, прихлёбывая её тёплым чаем.
С трудом сдержавшись, Ольга Юрьевна часто заморгала, и поспешно отвернулась от гостей, скрывая готовые прорваться слёзы стыда и благодарности.
Насладившись чаепитием, повели неспешный разговор. Соседка Эрика рассказала какой он хороший и воспитанный юноша. Поведала что Эрик каждую неделю приносил ей гостинцев. И частенько оставался попить чайку, за душевной беседой о былых временах. «И откуда только у молодого человека такие познания» каждый раз удивлялась она его образованность и начитанность.
А последние два месяца Эрик перестал приходить. Ольга Юрьевна отчётливо помнила, когда видела его в последний раз. Возможно тому виной уникальная дата, а может она просто скучала по своему единственному собеседнику, и считала дни от его ухода. Это было двадцать девятого февраля.
В беседе всплыл ещё один заслуживающий внимания момент, спустя четыре дня после последнего визита соседа, Ольга Юрьевна захворала. Ни чего конкретного, просто будто бы разом обострились все старческие болячки. Сердце зашалило, суставы ныли более чем обычно, слабость появилась, активность снизилась, стал плохим сон. Часто снилась разная тревожная муть, которую ей не удавалось вспомнить после пробуждения, но привидевшееся на долго оставляло после себя чувство беспокойства. Старушка списывала всё на сезонное обострение.
Тепло простившись с радушной бабулькой, Хёг заверил её, что с сегодняшнего дня она обязательно пойдёт на поправку.
Выйдя из подъезда, и вдохнув весеннего воздуха полной грудью, приятели переглянулись, и не сказав ни слова, направились не к машине, а в сторону ближайшего продуктового магазина.
Затарив четыре больших пакета различной снедью, вернулись к двери соседки пропавшего приятеля.
– Забыли чего соколики? – спросила она, отворяя дверь.
– Вот, Ольга Юрьевна, мы тут затаились для посиделок, а раз Эрика нет, не выкидывать же. – торопливо огорошил Хёг, и попытался вручить ей пакеты.
– Да что вы Христа ради! – испугалась старушка и замахала руками отступив вглубь квартиры.
– Ольга Юрьевна, ну выручайте, – включился в уговоры Прохор, – мы тут набрали всякого, а его нет. Ну не гулять же нам по городу с пакетами, право слово. Спасите нас.
Уверенность женщины дрогнула под натиском выдуманной ситуации.
– Ну как же так…? Нельзя же так. – причитала она.
Тем временем, Хёг тихонечко вдавливал её в квартиру, не забыв тщательно вытереть ноги. Поставил свои пакеты, за дверью вдоль стены. Повернулся к Прохору, сетовавшему через плечо товарища о тяжёлой судьбе путешественников обременённых лишней поклажей, и забрав распухшие пакеты из его рук, присоединил их к близнецам, уже освоившимся в квартире пожилой дамы.
– Ольга Юрьевна, Вы не беспокойтесь, это нормально, всё хорошо. – успокаивающим голосом произнёс он.
И попытался ретироваться.
Слёзы таки прорвали платины и устремились по руслам морщин. Женщина кинулась на грудь Хёга и заключила его в объятья.
– Спасибо вам сыночки. Спасибо родненькие.
Глава 6 КОНЕВЕЦ
Прохор сидел за рулём, но не заводил машину. Рядом на пассажирском сиденье ссутулился Хёг.
– Не должны старики в одиночестве доживать. – наконец высказал общие мысли Прохор.
– Не должны. – подтвердил Хёг. – А вот ведь, доживают. И раньше так бывало, и неизвестно изменится ли когда.
Посидели ещё немного, смиряя души с неизбежным.
– Ладно, заводи, кажется я знаю куда нам дальше.
Прохор с интересом посмотрел на Хёга, поворачивая ключ в замке зажигания. Мотор соскучившимся рыком поприветствовал друзей.
– Указывай, Эркюль ты мой ненаглядный.
– На Коневец нужно, в Казанский скит, проведаем струю знакомицу.
Во взгляде Прохора не появилось понимания, но машина уже выкатывалась из дворов.
– Если Эрик двадцать девятого февраля ещё был дома, а четвёртого марта Ольга Юрьевна почувствовала недомогание, диапазон сужается до трёх дней. А припомни–ка что в ночь на третье марта случилось?
У Прохора побледнели костяшки на руках, так сильно он сжал руль. На могучей челюсти покрытой трёхдневной щетиной заиграли желваки.
– Она уже не сила. – будто убеждая самого себя, твёрдо сказал Прохор.
– Она нет.
– Тогда почему Коневец?