Мимо нее сновали студенты: балерины в репетиционных пачках, дизайнеры с огромными плоскими папками и склеенными из бумаги макетами, музыканты с кофрами и ничем не выделяющиеся в обычной жизни будущие режиссеры и актеры.
Смоленская пыталась осознать происходящее. Например, то, что здесь она больше не работает. Или то, что сейчас ее жизни угрожает реальная опасность. В ее голове фейерверками взрывались вопросы и горячие искры, которые они отбрасывали, раскалили ее череп и вот-вот должны были прожечь дырку в виске.
- Я не дура, - прошептала она и зачем-то огляделась по сторонам. На нее никто, по-прежнему, не обращал внимания: новости о ее позорном изгнании еще не разнеслись по этим гулким коридорам.
- Простите за беспокойство. Вы – Нина Смоленская, не так ли?
Нина обернулась. К ней обращался неказистого вида маленький мужичок ниже ее ростом.
- Да, это я, - ответствовала Нина со сдержанным достоинством.
- Я видел ваш спектакль! – воскликнул мужичок, - я в восхищении. Какая глубина! А ваша игра – это нечто!
Нина польщено улыбнулась.
- Когда вы обливались водой на сцене и кричали, я плакал. Мне хотелось оборвать спектакль, подойти к вам, обнять и увести от всех этих людей. Как вы думаете, мог ли я так поступить?
- Конечно, - ответила Нина, - если вы это почувствовали, то надо было так поступить.
- Я постеснялся, - смущенно улыбнулся поклонник, - вы дадите мне автограф?
Он протянул ей «Б-Афишу», раскрытую на статье, из-за которой ее уволили. Нина посчитала это ироничным и, сдержав усмешку, привычным жестом подмахнула свою фотографию, которая служила иллюстрацией к этому злосчастному набору букв. Не очень хорошую фотографию из спектакля, где она играла маленькую девочку, жертву педофила. На этой фотографии с капроновыми бантами, в окровавленном платье, сжимающая медведя с оторванной лапой, Нина выглядела совершенно сумасшедшей. Для обывателя, конечно.
- Спасибо, - раскланялся мужичок, - с нетерпением жду следующих ваших работ.
- Ага, - рассеянно откликнулась Нина.
Она вышла на улицу и глубоко вздохнула, очищая легкие от пыли, которая осела в них во время драки с Ленивцем. Похлопав себя по карманам, она достала визитку и, наконец, узнала его имя: Артур Ибатуллин. Он состоял в должности исполнительного директора при НОРМ «Доброволец». Чем именно занимается объединение, равно как его местоположение, на визитке написано не было. Нина взглянула на «дополнительный модуль» - каракули, что Ленивец так старательно выводил на бумажке. Он хотел, чтобы Нина приехала в промышленный район. Вообразив себе карту города Б, Нина прикинула, что этот полулегальный кастинг будет проходить в бывшем заводском здании, в котором теперь располагались шикарные офисные лофты, площадью до тысячи квадратных метров.
Нина тут же вообразила, как получает такое помещение в безраздельное пользование. Даже одного из четырех углов такого лофта хватило бы ее режиссерскому гению, чтобы развернуть масштабные репетиции. А как здорово бы смотрелся бы «Кто-то» в такой обстановке!
Занятая этими меланхоличными размышлениями, Нина добралась до дома. Когда она вставила ключ в замочную скважину, она вдруг поняла, что дверь открыта.
Нина похолодела. Замок не сломан, значит то, кто просочился в ее дом, воспользовался ключом. Она протянула руку и пошарила по косяку – пусто. Но уже в следующее мгновение Нина заметила ключ, валяющийся у ее ног. Она судорожно сглотнула и покрепче обняла картонную коробку с рабочими мелочами: исписанными блокнотами, крутящейся визитницей, распечатанными текстами уже сыгранных пьес и украденным степлером.
- Заходи, не дрейфь, - раздался сзади насмешливый голос.
С бешено колотящимся сердцем, Нина обернулась, и у нее помимо воли вырвался выдох облегчения, приправленный возгласом «Слава Богу!», хотя еще полторы недели назад и подумать не могла бы, что будет так радоваться появлению Анфисы Заваркиной на своем пороге.
- Слава Богу? – усмехнулась она, почесав левое запястье, - я смотрю дела твои и правда плохи…
- Они меня достали! – воскликнула Нина со слезой в голосе и с силой бросила ящик с пожитками себе под ноги, - как только я решаю, что, может быть, у меня получится как-то с ними сосуществовать, они вламываются в мой дом!
- Я обязательно спрошу, кто такие эти «они», - пообещала Заваркина, - но давай сначала зайдем внутрь.
- Разве не надо полицию вызвать? – спросила Нина больше для проформы, потому как со стражами правопорядка связываться не собиралась.
- Это не ограбление, - сказала Заваркина, изогнув бровь.
Нина кивнула. Она никогда не общалась с Анфисой тет-а-тет и не знала толком, что она за человек. Но из всего, что Нина слышала о ней, можно было надергать хорошо характеризующих ее эпитетов: умная, хитрая, бесстрашная и упрямая. То, что нужно было Нине в настоящий момент!
- Если хочешь, я первая пойду, у меня пистолет есть, - усмехнулась Заваркина. Нина поборола желание ее расцеловать.
- Зачем тебе пистолет? – спросила она, исключительно, чтобы поддержать разговор.
- Времена нынче смутные, - непонятно ответила Анфиса, - и тем, кто мешает важным персонам осваивать нажитые блага, нынче ох как несладко приходится.
Заваркина толкнула дверь, решительно вошла внутрь и осмотрелась. Нина, помедлив секунду, последовала за ней.
- Твою мать! – взревела Нина и прижала руки ко рту. Она остановилась, как вкопанная, посреди прихожей, тогда как Заваркина уже вовсю шуровала по комнатам.
- Она только косметики разбила тысяч на двести, - сообщила Заваркина, появляясь из спальни.
- Она? – удивилась Нина.
- Твой враг номер два, - пояснила Заваркина мимоходом, топча своими кедами светлый ковролин гостиной.
- Откуда ты знаешь про мой список? – поинтересовалась Нина и прошла вслед за ней.
- Ты много болтаешь, когда выпьешь, - улыбнулась Анфиса, - ты в «Медной голове» прошлой осенью стаута перебрала и рассказывала всем подряд интимные подробности своей жизни. Тебя весь паб слышал.
Заваркина довольно улыбалась, глядя на стену.
- Почему тебя это так радует? – буркнула Нина.
- Мне на это наплевать, - безмятежно отозвалась Анфиса, - а вот это – прорыв! И он меня радует. Я их нашла.
Нина посмотрела туда, куда указывал палец Заваркиной и обомлела. На стене ее гостиной, прямо на гладко оштукатуренной стене, красной краской из баллончика был намалеван кривоватый затейливый вензель – латинская буква «D» и кириллическая «Б», переплетенные в четырех местах.
Чтобы удостовериться, не обманывают ли ее глаза, она вынула из кармана визитку Ленивца и листок из его блокнота. Заваркина с любопытством заглянула ей через плечо.
- Я его знаю, - Анфиса ткнула пальцем в визитку, - он с моим братом в один год химфак в Строительной Академии окончил. У него патент есть то ли на боевое отравляющее вещество, то ли на какую-то затейливую наркоту.
Нину осенило. После этой фразы про химфак в ее голове что-то щелкнуло, и четкая и ясная картинка сложилась из тысячи разрозненных фактов. И все вдруг стало выглядеть очень и очень плохо.
- Я тебе всё расскажу! – заявила Нина, повернувшись к Заваркиной. Ее глаза блестели, как при высокой температуре, а пальцы сжались в кулаки. – Я должна кому-то, наконец, все рассказать! Я четыре года молчала! И ты – идеальные уши для этой истории!
- Двадцать шестое июля? – уточнила Заваркина вкрадчиво.
- Оно самое! – воскликнула Нина и, накинув на кресло с основательно порезанной обивкой плед с обожженным углом, велела Анфисе сесть. Та подчинилась.
- Ты права, - сказала она, снова почесав левое запястье, - тебе не найти более внимательного слушателя, потому что во всем городе Б (да и за его пределами), не найдется человека, который больше нуждался в ответах о ночи двадцать шестого июля, чем я. Можно я включу диктофон?
Нина вдруг осознала, насколько ей повезло! По пути домой она поняла, что опасна, только если молчит и, как покорная овца, хранит тайну этих говнюков. Теперь единственным вариантом развития событий, при котором НОРМ «Доброволец» больше не появится в ее жизни, стал тот, в котором Нина раскроет всё, что она знает о них, широким массам. И тут – бам! У ее двери – высококлассный журналист, чья карьера была построена на таких разоблачениях, к тому же лично заинтересованный в наказании виновных. Нину сжигали ее новые друзья: здоровая соревновательная злость и жажда отомстить.