- Почему ты себя так странно ведешь? – недоумевал он, бесконечно рассматривая ту сцену, где Алиса странно вытягивала руки и сжимала пальцы.
- Не знаю, - пожимала она плечами, - может, эта дрянь обостряет какие-нибудь психозы? Может, я просто психопатка?
Василия не удовлетворял такой ответ: он лишь пристальнее вглядывался в запись кадр за кадром. После чего он принялся за расспросы о Смоленской, Пашке и Лавровиче. Заваркин-старший расспрашивал сестру об их характерах, что они любят, какой образ жизни ведут. Алиса честно отвечала. Чуть позже к их исследованию присоединилась любопытная Анфиса, которая принялась помогать сестре, и оказалась едва ли не двое полезнее: она обладала чудесной способностью подмечать детали.
Раскладывая эту «ошибку объединения» по полочкам, трое исследователей рискнули сделать совершенно неожиданное, невероятное предположение: неизвестное вещество, этот слегка модифицированный рогипнол, вытаскивал на свет истинную людскую сущность.
Непокорная, чрезмерно гордая, всегда стремящаяся отличаться от других Нина Смоленская переработала вещество не как наркотик, а как несвежий бутерброд с сыром. Ее рвало и крючило, но она осталась в сознании и не позволила себя сломить.
Лентяй Пашка Проценко, полноватый, конформный, трусоватый, живущий в тени своего могущественного отца, как какая-нибудь незабудка, отрубился от первой же дозы и проспал до утра, мирно похрапывая в углу. Именно он проснулся первым, и именно у него хватило сил вести машину до города.
Что касается Лавровича, то тут сестры запнулись и переглянулись: они не сказали Васе о том, почему Алиса прекратила общение с этим человеком. Тот заметил их перемигивания и усмехнулся, решив, что Алиска не хочет болтать о бывшем любовнике.
Тогда слово взяла Анфиса.
- Доминантный самец, ради власти готовый на все. Выпил и не поперхнулся. Друзей с легкостью променял на теплое место в напавшей на них стае. Лгун, социопат, предатель. Неудачник. Профукал бизнес. Не умеет держать удар. Психанул и ушел в цирк факиром работать.
Алиса уставилась на свои руки, пытаясь скрыть смятение: она никогда не рассматривала на Лавровича с этого ракурса. Кстати, ей даже показалось занятным и достойным восхищения, что Лаврович (теперь зовущий себя Валлийцем) так резко сменив область деятельность, достиг внушительных успехов в своем новом ремесле и даже дорос до гастролей по Европе.
Конечно, подобные наблюдения могли быть обычным совпадением, подтасовкой, выдаванием желаемого за действительного, но Вася-старший с энтузиазмом взялся за разработку. Он закрывался в своей мини-лаборатории, в подвале под гаражом, и что-то смешивал, выпаривал, фильтровал.
- Один старенький профессор с кафедры химии в Строительной Академии, сказал, что с этой разработкой могли справиться только двое в городе Б, - поведала Анфиса как-то за ужином, с улыбкой глядя на мужа, - ты и посаженный мною за решетку твой заклятый друг Артур Ибатуллин. Который оказался там исключительно потому, что завалил разработку. А ты справился…
Вася скромно кивнул, но Алиса видела, что Анфисин комплимент попал в точку. Она знала его, как свои пять пальцев.
Заваркин-старший действительно справился: часть синтезированного вещества он доработал и превратил в рогипнол с немного иным эффектом, тем самым, которого не смог добиться Ибатуллин – эффектом «камеры без пленки». Вася не стал патентовать его и продавал задорого, как наркотик. Алиса предпочитала об этом не думать.
Зато над оставшейся частью он продолжил трудиться и вскоре выудил из него то самое, что оказывало побочное действие и заставляла «добровольцев», вступающих в «Новый век» выкидывать коленца перед камерой на радость шантажистке Марине. Они дали ему название – эликсир 26, в честь ночи 26 июля, чтобы обозначить то, что ничего не происходит напрасно.
- Я попробую его на себе, - решила Анфиса, - давно хотела понять, какая именно черта характера так портит мне жизнь.
Вася улыбнулся и вколол ей в вену полкубика. Эффект превзошел все ожидания: Анфиса впала в безудержную, первобытную ярость, в сжигающее все вокруг неистовство. Она выкрикивала что-то бессвязное, ломала мебель с устрашающей силой, била вазы и стекла, давая ему выход. Алисе и Васе пришлось связать ее и запереть в подвале, получив попутно пару синяков, фингал под глазом и разбитый нос. К ее чести стоит сказать, что на свою семью она обратила свою злость, только когда ее члены попытались ее утихомирить радикальными средствами. Вася-старший наблюдал за ней несколько дней: у эликсира 26 был удивительно стойкий эффект. На третий день Анфиса жалобно попросилась выйти и отвезти ее в больницу. Она сломала руку и оборвала все ногти, пытаясь выбраться из подвала.
- Если захотите от меня избавиться, просто накачайте меня этой дрянью и сдайте властям, - мрачно пошутила она, поглаживая свой гипс.
Следующим подопытным кроликом выступил сам Заваркин. Учтя предыдущий опыт, он загодя заперся в подвале и вколол себе намного больше, чем Анфисе – он был почти на тридцать килограммов тяжелее.
И здесь эликсир 26 снова удивил их. Василий Заваркин-старший, человек-кремень, супермэн, который всегда все держал в себе, вдруг скис и стал до зубовного скрежета сентиментальным. Он вдруг принялся красочно признаваться Анфисе в любви и вспоминать такие интимные моменты, что той пришлось попросить Алису и маленького Васю выйти. Чем они занимались в подвале, они так и не узнали.
- Если вдруг захотите избавить от меня, - «протрезвев», Вася продолжил развивать семейную шутку, - то не давайте мне этот трэш. Просто пристрелите!
Ему было неловко.
- Лучший секс в моей жизни, - шепнула Анфиса Алисе на ухо, когда мужчины отвлеклись. Девчонки Заваркины захихикали, а Вася-старший, смущенный и покрасневший, до кончиков ушей, кинул в них подушкой.
- Я тоже хочу попробовать, - разохотился Вася-младший.
- Нет, - хором сказали его родители.
Две недели сын ходил за ними следом и канючил, убеждал и аргументировал. Ему было десять, но он был убедительнее, чем агитаторы на выборах за «Справедливую Россию».
- Он напоминает мне вас, - сказала им Алиса, ощутив однажды стойкое чувство дежавю, - когда вы уговаривали моих родителей усыновить вас…
Заваркины переглянулись и допустили сына к исследованию.
- Упорство должно быть вознаграждено, - заявил Вася-старший и, стиснув зубы, вколол сыну четверть кубика.
На этот раз они вооружились своей аптечкой: там были релаксанты, атропин, адреналин, и даже бинты и антибиотики. Заваркины ни на секунду не собирались оставить сына наедине с эликсиром 26.
Однако, Вася-младший тихо и мирно поднялся в свою комнату, сел за стол, достал учебники и за два дня, пока вещество плескалась в его крови, прорешал математику, химию и физику на несколько лет вперед, после чего раскрыл «Идиота» Достоевского и проглотил его залпом. Он почти не спал и согласился поесть, только когда Анфиса накормила его с ложечки йогуртом и свежими ягодами.
- Надо присмотреться к ребенку, - Анфиса толкнула задремавшего мужа в бок, - он, похоже, необычный мальчик…
Алиса впряглась в эксперимент последней. Собственно, ее никто и не просил: ее результаты уже были запечатлены на пленку.
- Запиши и этот, - попросила Алиса, - мне интересно.
В случае с Алисой эксперимент не принес почти ничего нового. Она повела себя точно также – те же странные телодвижения, поразившие ее старшего брата, тот же стеклянный взгляд, будто направленный внутрь себя. Так как она не находилась во враждебной обстановке, как на церемонии посвящения, она не ругалась и не дралась, лишь ходила по двору босиком и болтала с птицами и дворовыми котами. Словом, вела себя как совершенно обычная наркоманка. Единственным отличием была ее речь: Алиса говорила по-норвежски. Но так как к тому моменту она уже пять лет жила в Норге, этому факту никто не удивился.
- Присмотри за ней, - велела Анфиса своему сыну, невероятно ответственному мальчику десяти лет, который проходил за Алисой двое суток с камерой, снимая ее, даже когда та спала.