Когда врач закончил лекцию и под аплодисменты сел, Ганжа снова поднялся, спросил:
— Какие у кого есть вопросы, товарищи?.. Спрашивайте, не стесняйтесь: товарищ Довбыщенко для того и приехал, чтобы все вам объяснить.
В зале замешательство. Покашливание, шепот. Но руку никто не поднял.
— Нет вопросов, товарищи?
Дед Хлипавка, сидевший в первом ряду, стал оглядываться. Ему стало неловко за своих земляков. Еще лектор подумает, что тут овцы какие-то сидят, а не люди… И чтобы спасти положение, поднял над головой высохшую руку. О чем будет спрашивать, еще и сам как следует не знал: вот поднимется, тогда и придумает.
Ганжа заметил руку старика, но повел глазами поверх голов, надеясь, что еще кто-нибудь захочет задать вопрос. Но желающих не оказалось.
— Вон дедушка что-то хочет… — подсказал Ганже лектор.
— Давайте, что там у вас, дед, — неохотно сказал Ганжа и как можно строже посмотрел на Хлипавку: смотрите мне, спробуйте только ляпнуть что-нибудь!
— И чего ты, Василь, так смотришь на меня? — поднялся дед Хлипавка. — Я, можно сказать, сурьезный вопрос приготовил, а ты меня уже и сбиваешь!
По рядам прокатился смех. Не удержался от улыбки и лектор.
— Давайте, дед, спрашивайте, а нет — то садитесь!
— И спрошу, чего бы не спросить! Товарищ лектор не такой, как ты, сразу видать, образованный человек. С таким приятно познакомиться и поговорить…
— Вы будете спрашивать или, может, сядете?
— Да спрошу, Василек, спрошу, ты только не гляди на меня так страшно… Вот, товарищ, ответьте на такой вопрос. Все ли люди произошли от обезьяны или кое-кого и бог сотворил?..
— Вы, дед, спрашивайте по существу! — рассердился Ганжа.
— А что мне, Василек, по существу спрашивать, когда я уже двадцать лет как перестал венерических болезней бояться! — огрызнулся Хлипавка. — Это ты при твоем холостом положении…
— Товарищи, больше нет вопросов? — поспешил оборвать дискуссию с дедом Ганжа. — Тогда давайте поблагодарим товарища Довбыщенко за интересную лекцию и будем смотреть кино!
Выйдя из клуба, не спешили расходиться по домам. Курили цигарки, беседовали, наблюдали, как киномеханик с парнями грузил эту хитромудрую штуку на телегу. Начали расходиться лишь тогда, когда проводили киномеханика, который поехал в район.
— Спасибо вам!
— Вы же приезжайте еще!
— Приеду!.. Скоро приеду!
Володя повел врача к себе домой. Хотя вечер и удался на славу (не придется краснеть перед товарищем Гинзбургом!), однако для того, чтобы чувствовать себя совсем счастливым, ему не хватало Марийки.
Выглядывал ее, ждал, а она не пришла. Хотя еще позавчера договаривались, стоя под стареньким овином: «Придешь?..» — «Приду…» — «Смотри же, я буду ждать!» — «Да сказала же, что приду!» — «Как только солнце спрячется, так и приходи…» Вот так разговаривал бы до самого утра, но проклятый петух тот, что — «и когда вы его зарежете, Маруся?!» — неожиданно захлопал крыльями и так оглашенно закричал: «Ку-ка-ре-ку!», что они даже головы пригнули к земле!..
Что же случилось с Марусей, почему она не пришла? Может, родители узнали, с кем она считает звезды в небе, с кем слушает, о чем нашептывает ночь-чародейка? А может, заболела? Может, лежит, не в состоянии подняться, не в состоянии позвать, чтобы пришел, помог, спас? Или, может быть, лукавая не вышла умышленно: пускай помучится, пускай потерзается, пусть даже рассердится — больше любить будет. Хоть на минуту забудет об этой мировой разлучнице и решится прислать усатых сватов, веселых охотников за красной куницей, щедрых купцов, ловких послов от молодого «болярина», таких же ловких, что «нам лишь бы по рюмке, а то и черта с рожками тебе, болярин, сосватаем!».
И посватают. Такого черта в юбке посватают, что, гляди, через год или два от гордого «болярина» останутся только ножки да рожки.
Но Володя пока что не думает посылать сватов. Шагает рядом с доктором, рассказывает ему о болезни матери.
Врач долго осматривал и выслушивал мать. А когда Володя, который в это время вышел в сени, снова вернулся в хату, товарищ Довбыщенко задумчиво стучал трубкой себе по ладони, а мать, обессилев от этого «дышите — не дышите», пластом лежала на постели.
— Пневмония, — сказал врач, когда Володя подошел к нему. А потом, заметив, что тот ничего не понял, назвал болезнь матери проще: — Воспаление легких. Надо, друг, серьезно лечить твою мать и следить за тем, чтобы не было осложнений… Вот выпишу рецепт, пойдешь с ним в Хороливку, в аптеку, там дадут тебе лекарство — в порошках и в бутылках. Так пусть мать порошки глотает через каждые два часа, а лекарство пьет по столовой ложке три раза в день…