Побежала в хату, такая легкая и невесомая, а через несколько минут снова была возле него. Протянула что-то завязанное в белом платке, сунула в руки:
— Возьми! Это пирожки с фасолью…
— Ну, спасибо… бывай… — растроганно бормочет Володя.
Проводив его взглядом, Марийка не спеша двинулась в хату.
— Куда это ты, дочь, ходила? — спросила мать, которая уже расчесывала волосы.
— К бычку… Показалось, что отвязался и бродит по двору.
— Не тот ли это бычок, который стучал в окно и мукал: «Марийка»? — спросонья спросил отец. — Смотри, девка!
— Такое скажете, тато! — Марийка сделала вид, что обиделась.
Но мать, зевнув, сказала:
— Довольно вам, еще начните ссориться, на божий день глядя!.. Ложись, доченька, да поспи еще. Блаженствуй, пока у матери. А выйдешь замуж, свекровь не даст поспать…
«У меня будет хорошая свекровь!» — чуть было не проговорилась Марийка, но вовремя прикусила язык. Легла, притаилась как мышь и долго хлопала веками: думала о Володе.
А Володя в это время шагал прямо на восток, на узкую полосу у самого горизонта, полосу, которая становилась все бледнее и бледнее, ширилась и ширилась, увеличиваясь на глазах. Уже когда совсем рассвело и невидимый кузнец раздул на востоке сильный огонь, чтобы раскалить остывшее за ночь солнце, Володю догнал Приходько. Не Иван, а Микола Приходько. Обогнал на пароконной подводе, оглянулся, натянул вожжи, останавливая лошадей:
— Тпру!
Подождал, пока Володя поравнялся с возом.
— Доброе утро! Далеко?
— В Хороливку, — неохотно отозвался Володя.
— Садись, подвезу.
Володя заколебался: садиться или нет в подводу кулака? Микола Приходько нетерпеливо подергивал вожжи.
— Садись, садись, в ногах правды нет! Или, может быть, стал таким паном, что с нами, темными, уже и знаться не хочешь?
Володя молча положил мешок на воз, вскочил и сам, сел сзади Приходька, спустив босые ноги.
Сытые, как лини, буланые, играя, катили легонький воз; под уклон пускались галопом, и тогда Микола сдерживал их, натягивая вожжи. Усатый Микола оборачивался к Володе:
— На базар?
— В аптеку, матери за лекарством… А это, может, продам…
— Чего же не продать, это дело нехитрое, — согласился Микола. — Ну, а комунию скоро строить будешь?
— Вы что, против Советской власти?
— Чего бы это я был против Советской власти! — спокойно возразил Приходько. — Она меня хозяином сделала, на ноги поставила, а я против нее буду выступать? Нет, Володя, эта власть как раз по мне.
— А почему же вы тогда хотите стать кулаком? — едко заметил Володя.
Микола Приходько не сразу ответил. Остановил лошадей, посвистел немного, только тогда повернулся к парню:
— Ты, Володя, еще зеленый, только оторвался от маминой сиси и уже думаешь, что бога за бороду поймал… Вот ты Петра Нешерета хвалишь, глаза им нам колешь…
— Да, хвалю, потому что он настоящий незаможник! — вспыхнул Володя.
— Да уж такого незаможника поискать! Голой ж. . . на все стороны светит! А ты скажи мне лучше вот, к примеру, такое: кто приносит больше пользы нашему государству — культурный хозяин, хотя бы такой, как я, или незаможник Нешерет?.. Вот и твой Петро, — что посеет, то сам и сожрет, а государству фига с маком! Или еще и сам заглядывает ему в мешок, как бы чем-нибудь поживиться… А я, примером, в прошлое лето государству сдал триста пудов пшеницы… Так кто государство кормит хлебом?.. Стало быть, не нас надо ликвидировать как класс, а всех незаможников, вот этих нахлебников, которые так и смотрят, как бы от государства побольше урвать! — сделал неожиданный вывод Микола Приходько.
— Так что же, по-вашему, всех бедняков под нож пустить? — даже задохнулся Володя.
— Глупый ты, Володя, как сало без хлеба! Кто же говорит, что их резать? Ликвидировать как класс! Надо всех перевести в середняцкое сословие. Чтобы не было незаможников, чтобы все крестьяне хорошо жили, потому что если крестьяне будут хорошо жить, значит, и государство вместе с ними сыто будет. А разори крестьянина, так и государство с сумой по миру пойдет, к чужому дяде кланяться за кусок хлеба…
— Советская власть еще никому не кланялась! — заносчиво возразил Володя. — И не дождетесь, чтобы она кланялась!
— Эх, хлопче, голод не тетка! — покачал головой Микола Приходько. — И те, что наверху сидят, тоже, наверно, кое-что понимают. Не зря в газетах пишут: крестьяне, обогащайтесь!
— Обогащайтесь, но не норовите кулаком стать!
— А кто же норовит?.. Вот ты меня обзываешь кулаком, а я что, в аренду землю беру? Или батраков держу? Мне, слава богу, своих пяти десятин во как хватает! — Провел рукой по горлу. — Больше и не нужно. И так работы всем хватает, с ног валишься… Вот ты, к примеру, в прошлом году по скольку пудов пшеницы с десятины взял?