А Марта идет и идет, словно ничего не слышит: опьяняет сладким угаром не только солидных мужчин, но и парней, собирающихся в сельский клуб, где уже гудит бубен и заливается скрипка, где не знает, что и делать, бедный Володька. Не стрелять же в окаянную молодицу из висевшего на боку оружия, подаренного Светличным! Уже пробовал и уговаривать, и стыдить, чтобы не сманивала молодых парней на скользкую дорожку. Однажды даже пригрозил, что отправит ее в холодную. Но разве такую кобылицу чем-нибудь напугаешь! Остановилась напротив Володьки, уперлась руками в бока, выставила вперед упругую грудь так, что даже затрещала праздничная сорочка.
— В холодную?.. А разве ты, Володя, к моей хате дорожку не найдешь, коль тебе уж так не терпится поспать со мной?
— Ха-ха-ха-ха! — заржали парни.
А Володю словно кипятком обдали, даже слезы выступили на глазах от ненависти к бесстыдной молодице! Повернулся и пошел в клуб, и это было больше похоже на бегство, чем на достойное отступление. А Марте и этого оказалось мало, она кричала ему вслед:
— А если не знаешь, расспроси у Ганжи: он-то и с завязанными глазами ко мне попадет!..
В тот же вечер, дождавшись, когда все разойдутся, Володя сердито бросил:
— Наделали вы, дядька Василь!
— Что случилось?
— А то, что Марта Лисючка теперь нам проходу не дает! Хоть людям на глаза не показывайся!
— Что она делает? — после небольшой паузы спросил Ганжа, на загорелом, как у цыгана, лице появились кирпичного цвета пятна.
— А вы будто бы и не знаете! — рубил святую правду Володя. — Парней обольщает, ведет себя так бесстыдно, что противно смотреть! Из-за нее к сельскому клубу подступиться нельзя…
— Сельский клуб, Володя, это твоя забота… — начал было Ганжа, но Володя выпалил ему прямо в глаза:
— А сегодня знаете что она про вас кричала? При всех, на все село… Что вы и с завязанными глазами попадете к ней. Из-за вас, дядька Василь, я чуть не сгорел от стыда.
— Ну, вот что! Ты говори, да не заговаривайся! — вскипел Ганжа.
Поднялся, подошел к окну. Ему почему-то захотелось изо всей силы ударить по раме, высадить ее, — может быть, тогда не сжималось бы горло. Боясь, что не сдержится, в самом деле ударит, отошел от окна, стал ходить по комнате, сердито скрипя половицами, взглянул на Володю, который стоял, обиженно нахмурившись.
— Ну, вот что — извини. У меня, друг, вот тут тоже не из камня…
— Я что… Мне что… — забормотал Володька, все еще не глядя на Ганжу: ему уже и жалко его, но и обида еще не остыла.
— Иди, Володя, я что-то придумаю, — просит Ганжа. — Не сердись на меня, потому что мне и без этого не сладко…
«Да, не сладко! — мысленно соглашается Володя, выходя из сельсовета. — Еще ничего, если бы они были неженатыми. А то передадут Ольге Ивановне, что о ее муже Лисючка болтает, попадет им на орехи!»
Ни за какие богатства в мире не поменялся бы он сейчас местами с Василем. И как хорошо, что у него есть Марийка! Ласковая, покорная девушка, которая уже, наверное, ждет его под овином, куда он отыщет дорожку и непроглядной ночью. Снимите с неба луну, погасите все звезды, завяжите глаза, а он все равно попадет к ней!
Ганжа все ходит и ходит по кабинету — скрипит половицами. Думает о Марте, о ее проделках, которые лихорадят все село да и ему причиняют немало хлопот. И как он ни злился на Марту, однако не мог не чувствовать и своей вины. Потому что вряд ли она вела бы себя так, если бы он не ходил к ней!
Тут, брат, раскаивайся не раскаивайся, сожалей не сожалей, а все равно ничего не поделаешь! Умел кататься — умей и саночки возить, И Ганжа, надвинув на лоб картуз, отправляется в клуб — поговорить с Мартой.
Но Марты там уже нет.
Отбарабанил бубен, отпиликала скрипка, на утоптанной площадке осела пыль, и бабка Наталка, которая работает сторожихой и в школе и в клубе, уже запирает дверь, вешает большой, весом в полпуда, замок.
— Вы, бабушка, хотя бы шелуху от семечек подмели, — делает замечание Ганжа, разгребая носком сапога шелуху. — А то скоро уже и клуба не будет видно из-за этой горы.
— А я их грызла? — вскипела старуха. Она гремела замком, который все еще не могла замкнуть, проклиная его: — Да виси, чтоб ты в аду повис!..
— Грызли или не грызли, а подметать надо, — продолжал Ганжа. — Деньги небось исправно получаете…
Тут уж старуха совсем не выдерживает, бросает на землю замок, поворачивает к Ганже сердитой секирой иссеченное лицо.
— Получаю, но не за то, чтобы за твоей бешеной Мартой сор подметать! Сам после нее подметай!
— Вас, бабка, когда и в гробу понесут, то язык будет болтаться…