— А ты их к колышкам за хвосты привяжи, может, тогда и сосчитаешь! — смеется Микола.
— К заднице себе привяжи! Я ему серьезно, а он зубы скалит!
Из хаты выглядывает Приходько:
— Товарищ председатель, что делать с одеждой? Тут полные сундуки, полсела можно одеть!
— Переписывай все. Оценим да и пустим с торгов.
— А нам скидка будет?
— Пиши, не разглагольствуй!
— Да Володька и так всю тетрадь исписал. Вот жили люди!
В хлеву визжат поросята, хрюкает беспокойная свинья. Оттуда доносится сердитый голос:
— Протасий! Да куда ты, черт, прешь!
— А что?
— Поросят передушишь!
— А разве они мои?
— Вылазь из хлева! Вылазь, зараза, а то вилами угощу!
— Вот и не вылезу!
Ганжа спешит к хлеву, потому что там и в самом деле начинается драка. Протасия надо вытурить оттуда. Вишь, не мои поросята! А чьи же?
— Были кулацкие, а теперича общественные, — с философским спокойствием отвечает Протасий, выходя из хлева.
Только вечером закончили опись имущества. Возвращались домой усталые, но довольные.
— Сколько нажили добра! — все еще удивлялся Приходько. — Зачем им столько надо было?
— Своего брата спросите! — с подковыркой бросил Володька.
— Э, ты моего брата не трогай! Мой брат середняк…
— Родной брат кулаку, — снова уколол Володя.
Приходько хотел сказать было что-то резкое Володьке, но передумал и перевел разговор на другое:
— Василь, а правда, что в Англии солдаты ходят без штанов?
— Без штанов? — удивился Нешерет. — Так как же они воюют без штанов?
— Ищо говорят, в той же Англии придумали самолет — четыреста тысяч войска берет, — болтает дальше Иван. — С амуницией, с ружьями и на полгода харчей… Правда это, Василь?
— Правда.
— Правда?! — Приходько даже остановился: он рассчитывал, что Ганжа будет возражать ему, и, споря, незаметно подошли бы к дому. — А как же он взлетит?
— Взлететь-то он взлетит, а вот как сядет, неизвестно…
Иван умолк, сбитый с толку, но спустя минуту снова продолжает:
— Вот послушайте, что недавно случилось в соседнем селе. Хоронил зять тещу. Вынесли ее из хаты, жена убивается, голосит, а муж идет и молчит. Тогда жена его щип за руку: «Микола, чего же ты молчишь? Хоть ради людей заплачь, а то еще подумают, что тебе мамы не жалко!» Вот Микола как затянет… А голос у него как у бугая. «Ой, теща, теща, женина мать, вы, бывало, молоко и сыр едите, а меня сывороткой потчуете. Вот я ем-ем, да еще и напью-юсь…» А жена уже ему: «Молчи, Микола, не надрывай свое сердце, их все равно уже из гроба не поднимешь!..»
Что-то рассказывает неутомимый на выдумки Иван, развлекая крестьян, но Ганжа его не слушает, думает о своем. Прикидывает и так и этак, как поступить с имуществом Ивасют. Плуги, сеялку, весь инвентарь передать в тоз, это ясно. Не раздать, а именно в тоз. Пусть это будет первой коллективной собственностью. Хату, клуню, амбар, сарай нельзя оставлять без хозяйского глаза: разберут — и следа не останется…
Пример тому — господское имение, которое после революции разнесли до основания. Тащили все, что можно было выковырнуть или оторвать, взвалить на телегу или унести на плечах. Даже кафельные печи разобрали до основания, паркет из разноцветного дерева, не говоря уже о железной крыше, об окнах и дверях. Все уплыло в окружающие села, все как в болото кануло, бесследно исчезло. И стоят теперь лишь голые стены когда-то роскошного дворца, зарастают бурьяном, бузиной, темнеют и осыпаются от мороза и дождей. А какая бы могла быть там школа! У Ганжи сердце сжимается от боли, когда он проходит мимо этих развалин.
Поэтому он ни за что не допустит, чтобы подобное произошло с хутором Ивасют.
Еще вчера он ходил по селу, выбирал место, куда можно перевезти постройки Ивасюты. Облюбовал место на выгоне, за кузницей, на окраине села, возле реки. Место было живописное, удобное, но не это в первую очередь привлекло Ганжу. Мимо проходила дорога к крестьянским наделам. Поэтому, когда здесь будут поставлены амбары, сарай, навесы, удобно будет членам тоза, возвращаясь с поля, оставить тут плуг, борону, сеялку, чтобы не тащить через все село домой. К тому же рядом и кузница. Разве не лучше будет и кузнецу и людям, если весь инвентарь будет находиться под боком: что-то сломалось, испортилось — раз-два и отремонтировал.
Не только членам тоза, но и всем крестьянам надо разрешить воспользоваться этим несуществующим пока подворьем. Пусть присматриваются, постепенно привыкают к тому, что общественное — не обязательно чертово. Вот так постепенно, потихоньку подымемся еще на одну ступеньку к совместной обработке земли.