Только когда возвращались с хутора и из-за покатого холма засияло любопытными окнами село, беспокойно стал ерзать на сиденье и попросил:
— Снимите рушник!
— Зачем, Володя? — лукаво улыбаясь, спросил Ганжа. — Сват я или не сват?
— Снимите! А то соскочу с дрожек!
И уже Володя занес ногу — вот-вот соскочит на дорогу.
— Ну ладно, сниму, — сдался Ганжа. — Коль уж ты, Володя, так хочешь… Помоги только развязать, а то Марийка так завязала, что и зубами не развяжешь. Видать, любит тебя, Володя!
Красную свадьбу устроили в клубе. Людей набилось столько, что и мыши не пролезть. Трещали скамейки, задние напирали на передних, парни и девушки стояли под стенками, вытирая мел, а возле сцены птичьей стаей усеяли пол малыши, Николки и Ганнуси, — в отцовских картузах и шапках, наползавших на глаза, в маминых платьях, подвязанных под мышки.
Молодые сидели на сцене, были они не менее красные, чем материя, которой был накрыт стол. Особенно Марийка. Она не знала, куда деть глаза. Володя же никак не мог понять, откуда набралось столько людей, да еще и дети в придачу. Сам же писал приглашения на свадьбу, подсчитывал, чтобы не было толчеи, чтобы для всех хватило места, а сошлось чуть не все село.
Тут же, за столом, Ганжа. А сзади выстроились ученики. Молоденькая учительница Людмила Филипповна, не менее раскрасневшаяся и взволнованная, чем молодые, то что-то шепотом говорит детям, то озабоченно поглядывает на Ганжу. Условились ведь — когда он махнет рукой, дети должны запеть «Интернационал».
Вот Ганжа поднялся, откашлялся, поднял руку, призывая к тишине. Он поздравил жениха и невесту, пожелал им счастья, долгих лет жизни, сыновей и дочерей — на благо всего трудового народа. Присутствующие сдержанно хлопали в ладоши, и ученический хор пропел «Интернационал»…
Потом на сцену вышел Микола — ближайший друг Твердохлеба. Он очень смущался и, пока дошел до стола, цепляясь нога за ногу, растерял все приготовленные заранее слова, стоял перед молодыми и только глазами хлопал.
— Дорогая Марийка… — тихонько подсказал Ганжа окончательно растерявшемуся парню.
— Дорогая Марийка… — повернулся к Ганже Микола.
— Рассмотрели твое заявление и приняли тебя в комсомол…
— Рассмотрели и приняли в комсомол…
— А теперь вот, на этой красной свадьбе, торжественно вручаем тебе комсомольский билет…
— …вручаем комсомольский билет… — вторил Микола.
— Ну, чего же стоишь? — уже сердито шипел Ганжа. — Давай билет!.. Да не мне, чудак, Марийке давай!
Отойдя от Ганжи, Микола бросился к Марийке и чуть было не опрокинул стол. Потом, вспотевший, долго не мог найти ступенек со сцены. А Володя, поднявшись, взял со стола красный платок, стал повязывать им украшенную цветами и лентами голову Марийки, и Людмила Филипповна, уже не дожидаясь команды, махнула рукой перед застывшей шеренгой хора.
Весело, звонко звучали детские голоса, весело и искренне улыбались люди, которые следили, как неумело Володя повязывает платок на голову своей молодой женушки. А с задних рядов кто-то отчаянно храбрый, спрятавшись за чужой спиной, изо всех сил закричал:
— Г-о-о-орько-о!
— Горько!.. Горько!.. — подхватили присутствующие так, что даже лампа испуганно закачалась, замелькала огненными языками.
— Володя, целуй Марийку!
— Целуй, а то мы поцелуем!
— Го-о-о-орько-о-о!..
И Володе все-таки пришлось при всех людях поцеловать Марийку. В пылающие щеки, в горячие уста…
Хотя, как говорят, и не пили, зато накричались от души! Веселое настроение не мог омрачить даже спектакль, сыгранный драмкружковцами. В пьесе шла речь о далеко не веселых событиях — о трагедии и горе, которое принесла проклятая война в бедную семью щеточников.
Однако когда закончился спектакль и мужики громко откашлялись, смущенно вынимая кисеты, спички и огниво, а женщины и девушки в последний раз вытерли покрасневшие глаза и высморкались в платочки, а то и в фартуки, взгляды всех были вновь обращены к молодым, сидевшим в первом ряду вместе с родителями и сельским активом.
Все говорили о новой комсомольской свадьбе.
— Вот вы убейте меня, режьте меня, а я без венца ни за что не пошла бы замуж! — возмущалась бабка Наталка. — С батюшкой все-таки лучше…
— Пропали парубки: баба Наталка не хочет замуж! — хохотали присутствующие.
— Да, смейтесь, смейтесь, а когда-то все-таки было лучше! — поддерживали бабку Наталку пожилые женщины. — Когда-то была свадьба так свадьба, а теперь черт знает что! Сидят за столом и даже рюмки водки не выпьют…