Если бы за это привлекали к строгой ответственности Светличного, это не было бы для него неожиданностью. Хотя и тут, если разобраться как следует, не было особой вины Федька. Ведь зачем тогда растет это зелье, если им не пользоваться? Для чего расцветают пышные цветы, если их не нюхать? И зря гневается Олеся, когда порой до нее доходят слухи, туманные намеки о том, что ее любимый и дорогой муженек походил на чужом гречишном поле.
Федька взяли в оборот совсем за другое.
— Нет, ты мне, Соломон, скажи, — спрашивал Светличный у своего старого друга Ляндера, — да послушай-ка, Соломон, а то, ей-богу, заеду по роже! Виноват я или нет?
— Виноват, — отвечает Соломон. — Хотя ты мне и друг, но истина для меня дороже.
— Виновен? Я?.. — задыхается Федько от возмущения. — Так в чем же моя вина? Что я не в той колыбели качался? Не ту сиську сосал?.. Да я свою преданность партии на фронтах доказал! Кровью расписался!.. Так какое же вы, гады, имеете право брать под сомнение мою партийную честность!
— Ах, Федор, Федор, ну зачем так кричать? — недовольно морщится Ляндер. — Зачем кричать, Федор, если криком не поможешь? Ты лучше скажи: кто твой отец?
— Какое это имеет отношение?
— Прямое, товарищ Федор, прямое! От кого себя партия очищает? От классово чуждых элементов, от бывших помещиков, кулаков, попов, белогвардейцев и их сыновей, которые в результате притупления бдительности сумели пролезть…
— Это я пролез? Я?..
— Ну зачем так? Никто же тебе этого не говорит!
— Так как же не говорят, если прямо сказали!
— Ну, я же этого не говорю, — с досадой произнес Ляндер. Нет, с ним невозможно нормально разговаривать! Сколько уже прошло времени, пора бы уже и отвыкнуть от фронтовых привычек!
И Соломон уже спокойнее начинает уговаривать взбешенного Федора:
— Послушай меня. Только помолчи, дай мне слово сказать. Кто твой отец? Служитель… э-э… религиозного культа. А кто твоя жена? Дочь кулака и сестра кулака. Картина ясная.
— Кому это ясная? — мрачно спрашивает Федор; он уже не кричит, только злые огоньки вспыхивают в черных глазах и под кожей на скулах двигаются стальные желваки.
— Всем… Всем тем, которые будут голосовать, вычистить тебя из партии или оставить.
— Так что же, выходит, меня надо вычистить?
— О тебе, Федор, не может быть и речи, — успокаивал товарища Ляндер. — Ты мне друг, а друзей я еще никогда не оставлял в беде. Думаешь, Ляндер забыл, как ты на собрании защищал его? Как Гинзбургу и его сторонникам правду в глаза резал?.. Нет, Ляндер такого не забывает! Кто поддерживает Ляндера, тот может спать спокойно. Вот тебе моя рука, Федор!
— Что же мне делать?.. Выступать перед сопляками, которые и пороха не нюхали? Просить, чтобы простили за то, что я рос в классово чуждой колыбели?
— Вот ты снова за свое! Сколько раз я тебе говорил: нельзя рубить сплеча! Умнее надо, умнее. Ты газеты читаешь?
— Читаю.
— Плохо читаешь!
— А ты откуда знаешь?
— Если бы внимательно читал, то давно бы сделал для себя выводы! Ну, благодари бога, что у тебя есть друг. Вот на, почитай, специально для тебя вырезал.
Ляндер выдвигает ящик, вынимает папку, подает Светличному аккуратную вырезку из газеты.
— Тут обо мне, что ли?
— Читай, читай, потом будешь спрашивать!
Федор с интересом берет вырезку, читает красноречивое заглавие: «Отрекаюсь от родителей».
«Я, Павел Никитович Маляр, сын кулака Маляра, навсегда отрекаюсь от своих родителей. В то время, когда все трудящиеся люди творят гигантское строительство социализма, беспощадно борются со своим классовым врагом, я хочу быть равноправным гражданином республики, работать самоотверженно на пользу социализма, но наследство родителей бросает на меня тень врага Соввласти. Я прошу общественность снять с меня пятно сына кулака и не считать меня членом двора своих родителей».
Светличный брезгливо отложил бумагу в сторону, еще и руку вытер.
А Ляндер снова полез в ящик, достал чистый листок бумаги, положил перед Федором, пододвинул ручку и чернила.
— Пиши.
— Что писать?
— Пиши, я продиктую.
Только теперь догадался Светличный, что предлагает ему Ляндер. Сжал ручку так, что она треснула, спросил, глядя на того сузившимися от гнева глазами: