Иван еще дальше отступил от Ганжи.
— А сердиться не будешь?
— Чего бы это мне сердиться?
— Ну хорошо, скажу. Следим, чтобы твою хату не сожгли.
— Хату? — удивился Ганжа. — А кто ее может сжечь?
— Да откуда я знаю!.. Люди говорят, Василь, а уж как люди заговорили, так рано или поздно, а накаркают… Вот мы и решили: ночевать у тебя по очереди.
— Это, значит, чтоб вдвоем веселее гореть было?
— Вот-вот! — засмеялся Иван. — Так, может, в хату пустишь, а то в ногах правды нет?
— Что же с тобой сделаешь, заходи, спасатель!
В хате Ганжа засветил лампу, пригласил гостя сесть. Не спеша достал кисет, стал свертывать цигарку. Иван тоже засуетился, пошарил в одном кармане, хлопнул по другому, с досадой молвил:
— Вот же чертова жинка!
— Что там такое?
— И сказал же: «Насыпь в карман табаку», — так она подсолнухов насыпала… А чтоб тебе чертяка жару за пазуху насыпал!
— На моего.
— И чего мне так не повезло в жизни, Василь? — продолжал сетовать Иван, когда, свернув цигарки, они закурили от одной спички. — У людей жены как жены, а у меня черт с рогами! Я ей — стриженый, она мне — бритый. Вот так и любимся весь век, аж стены в хате дрожат… Вишь, подсолнухов насыпала. Знала же, чертяка рыжая, что я со своим больным зубом этих семечек видеть не могу, так нарочно насыпала!
— А может, и не знала, — вяло возразил Ганжа, — может, и не нарочно!
— Да как же, Василь, не нарочно, если я вчера в Хороливку к доктору со своим зубом ходил!
— Ну и что, помогло?
— Как мертвому кадило, — махнул рукой Иван. — Разве теперь доктора! Пол-Хороливки обегал, пока нашел доктора. Нашел, показываю ему зуб: «Поможите, говорю, а то и жить через него, распроклятого, не хочется», — так он и смотреть не захотел!..
— Не захотел? Ты ему, должно быть, ничего не принес?
— Да где же у дьявола не принес! — рассердился Иван. — Кусок сала на стол положил. Да он все равно не захотел смотреть. «Я, говорит, голубчик, доктор по ртам, да не таким, как у тебя. Гинеколог я». Да и выпихнул меня с моим зубом за дверь… Спасибо, хоть сало отдал… Василь, а гинеколог — это не по лошадиной части?
— Может, и по лошадиной, — равнодушно отозвался Василь.
— Эх, дурья ж я голова, не спросил! — загоревал Иван.
— Что, у тебя кобыла захворала?
— Да нет, слава богу, здорова. А ну как что случится, вот и не надо было бы искать!
Покурили, помолчали. Иван, все еще, должно быть, находясь под свежим впечатлением от своего путешествия в Хороливку, немного погодя поинтересовался:
— Василь, ты не знаешь, чего это городские бабы начали такие короткие юбки шить? Материи нет или распоряжение такое вышло?
— Может, и распоряжение, — впервые усмехнулся Василь. — А что, очень короткие?
— Да как бы тебе сказать, не сбрехать — выше колена. И хоть было бы что показать, а то такие тощие, как поросята у плохого хозяина: сколько ты в него ни пихай, а он все ребрами светит. Гузенце такое, ну, ей-богу, в горсть вобрать, вскочит, наденет туфли на каблучках да и прыг-прыг перед глазами, хоть палкой отгоняй… Видно, похлебает пустого супа да и прыгает с большой радости, — сделал вдруг вывод Иван, презрительно сплевывая на пол.
Он помолчал, потом спросил:
— А скажи мне, Василь, когда наконец магазин у нас откроется?
— Скоро, Иван, — пообещал Ганжа. — Сам знаешь, что нам буржуи в наследство оставили — голод и руины. Так прежде чем что-то сделать, построить сначала надо.
— Так хоть бы керосину привозили, да мыла, да соли, — продолжал сетовать Иван. — Был вот я в Хороливке, думал новую косу купить, да где там, и не подступишься! Такую цену заломили, аж волосы дыбом стали. «Побойтесь бога, — говорю, — разве можно такую цену с живого человека лупить! Кто же вас, чертей, кормить будет, если вы мужику в руки косы не дадите? Будете один только бурьян косить да ворон ловить». А они еще и хохочут: «Ничего, мы найдем, что поесть, а ты у власти своей спроси, когда она свои ножницы сомкнет, вот тогда и косы подешевеют». — «Хоть бы они сомкнулись, — говорю им, — на ваших шеях!..» Плюнул и пошел без косы от этих спекулянтов.
— Будут и косы… Все будет, Иван, дай только время.
— Дай-то боже нашему теляти волка забодати, — отозвался Иван. — Оно бы и так можно было жить потихоньку… Войны, слава богу, нет, банды тоже как будто перевелись… Так продразверстка дышать не дает!.. Ты в уезде бываешь, что же ты им ничего не говоришь? Что они там себе думают?
— Думают, Иван, думают, — вспомнил Ганжа разговор с Гинзбургом. — И не только думают — готовят новый закон… — Какое-то мгновение он колебался: сказать или промолчать? А потом решил: сказать! От кого тут прятаться? — С нового урожая обещают твердый налог ввести. Собрал, обмолотил, сколько положено, сдал, а что осталось — делай что хочешь: хочешь — продавай, хочешь — сам съешь…