— По какому праву ты это говоришь? Почему ты выступаешь от лица всех ребят? Ведь тяжесть похода будет двойной, если взять балласт!
Она так и сказала — «балласт».
— Я командир похода, — сказал Сережка.
Уж лучше бы он молчал!
— Это что за командир похода? У вас есть председатель отряда — и никаких выдумок.
Да, Нина Ивановна была хорошо осведомлена о третьем отряде. Знала, как навредить. Но зачем? Вот вопрос. Настоящего ответа на этот вопрос Маша так и не получила. Так же как никогда не смогла понять, почему Нина Ивановна ее ненавидит, ненавидит вопреки здравому смыслу, вопреки делу, которое они должны были делать сообща. Загадки отнюдь не загадочных личностей подчас неразрешимы для нормальных, здоровых людей.
Поход получился совсем не такой, о каком мечтала Маша.
Начать с того, что Люда Кокорева, вернувшись к своим обязанностям вожака, начала на всех покрикивать, высказывать замечания, дергать ребят по пустякам.
— Люда! Зачем ты кричишь?
— Ай, они же все такие — без крика не понимают.
— Кто «они»?
— Да ребята.
Пойти наперекор приказу Нины Ивановны Маша не могла, потому что ребята этот приказ слышали, а подрывать авторитет начальства, что бы там ни было, неэтично. Хотя, с другой стороны, если уж Нина Ивановна так беспардонно опрокинула ребячье самоуправление — почему бы назло ей не настоять на своем?
Но Маша чувствовала — нельзя. Втягивать ребят в любые дрязги — будь то квартирные или педагогические — никто не имеет права. Да и вообще, неприятно смотреть на детей, обсуждающих чьи-то отношения. Может, путь это и легкий, но нехороший.
— Что-то наши там в лагере делают? — говорили в строю.
— Но почему же Лобан больной? Нисколько он не больной.
— Откуда ты знаешь, может, у него скрытая язва или даже рак…
— Вы, мальчишки, дураки… С ума сошли, какой рак…
Тихий Иван Иваныч все норовил взять чей-нибудь рюкзак, смущенно объясняя, что дети устали.
— Не болтайте, — сердито шептала ему Маша. — Чтоб сами несли, а иначе зачем поход?
Песня тоже получилась не особенно, без Витьки Шорохова все звучало не так.
— Песню! — пыталась командовать Люда Кокорева.
Это самое «чьи вы» звучало тихо, вяло как-то, будто и правда это птица чирикает, а не ребята поют…
— Купчинкина, ты что молчишь?
Люда Кокорева шутила. Она была на ножах с Веркой Сучковой и, чтоб позлить Верку, обзывала ее Купчинкиной, напоминая тем самым про неприятную для Верки влюбленность Купчинкина.
— Прекрати! — со злостью прикрикнула Маша.
…На ночлег остановились в лесу, когда уже начинало темнеть. Разделили ребят на три группы: по костру, по ужину и по строительству палаток. Тихий Иван Иваныч поспевал везде. Ни разу не повысив голоса, не рассердившись ни разу, быстро и ловко вбивал в землю колья, в то же самое время укладывал дрова в костре, чтобы можно было зажечь одной спичкой, тут же вскрывал банки с консервами — будто он был не один Иван Иваныч, а сразу три Ивана Иваныча.
Вообще в характере его была одна симпатичная черта: когда он что-то делал, то всем хотелось тут же делать то же самое, что он. Уж очень он был ловок и красив в работе. Аппетитно он работал. Наверное, это благодаря ему все так быстро и славно получалось.
— Я спец по походам… Мы летом всегда с заводскими с нашими ходим, — объяснял он.
Ночь была теплая, мягко туманная. Иван Иваныч сидел у костра, поддерживал огонь и плел корзину из прутьев. Маша с Виктором Михалычем тоже решили не спать. Как там ни говори, а вдруг, и правда, какой-нибудь «всякий случай». Из палатки вылез Сережка Муромцев.
— Надо часовых! — сказал он — Что за костер без часовых!
Договорились, что всю ночь будут стоять часовые. Два человека по часу. Первыми пустили девочек — поначалу не так хочется спать. Маша же решила не спать вообще.
Ночь становилась холодной, роса была обильной, глаза слипались.
Неслышными шагами пришла к Маше Верка Сучкова.
— Мария Игоревна, я посижу с вами… Такая ночь красивая.
— Посиди. Ты тепло одета?
— Да.
Верка хотела что-то спросить, но явно стеснялась.
— Мария Игоревна, а какого вы поэта любите?
— Многих.
— Я тоже многих. А Маяковского любите?
— Да, наверное.
— А Есенина?
— Люблю.
— Мария Игоревна…
— Ну что, говори, не бойся.
— Я вот… Хотите, стих прочту? Мой…