Тихий час был отменен. Родителям разрешили увести ребят с территории. Ленька и Андрюшка заняли свой пост на заборе. Они всё еще на что-то надеялись. Женька слонялся по опустевшему лагерю и свистел.
Виктор Михалыч уныло закидывал мяч в баскетбольную корзину.
— Виктор Михалыч, дай пятерку до получки, — попросила Маша.
— Только трешка есть. А зачем тебе?
— Надо. Давай трешку, у меня тоже есть около того.
Маша взяла деньги, направилась было к главным воротам, но не захотела, чтобы ее увидели Андрюшка и Ленька, решила выйти через другие.
Опять встретился Женька Лобанов.
— Хочешь, идем со мной, — сказала Маша. — До магазина.
— Идемте, — пожал он плечами.
В последнее время с ним уже можно было разговаривать, как с другими. Конечно, в восторге от нее Женька не был, но все же не так уж дичился.
— Искупаться дадите? — спросил он.
— Сначала сходим в магазин, потом вернемся, возьмем с собой Андрея и Леню и тогда искупаемся.
— Идет, — вяло ответил Женька.
Маша с горечью подумала, что он совсем не обрадовался.
Глава 4
Женка Лобанов
Женька не знал, каким словом назвать то, что с ним происходит. Вот она идет рядом, а ему хочется, чтобы она взяла его за руку. Другие бы ребята не постеснялись, уцепились бы тут же, а он почему-то не может. Он не может, как другие, сказать: «Мария Игоревна, сегодня вы должны сидеть на моей кровати. Моя очередь».
Он не может, как другие, пригласить ее танцевать. Он не может каждую секунду не следить за ней. И даже тогда… Тогда. После футбола. Когда вожатые лагеря играли против другого лагеря и Виктор Михалыч, весь взмыленный, лежал на траве, положив голову ей на колени. Почему никто не обратил на это внимания, а Женька сжимал до скрипа зубы, чтобы не заплакать? И все-таки смотрел на нее. Эта несчастная царапина, и то зажила. Может, порезаться еще раз?
И у кого же спросить, что с ним делается? У отца нельзя. Отец терпеть не может женщин. Может, у тети Жени? Она бы поняла, она сама очень похожа на эту. Только почему-то стыдно.
И вообще, что за чушь приходит Женьке в голову? Ну, например, что отец возьмет и женится на Марии Игоревне. И она всегда будет жить в их доме и перед сном заходить к нему в комнату, садиться на кровать, что-нибудь говорить.
Они подошли к железнодорожному полотну.
— Дай руку, — сказала Мария Игоревна.
Он дал ей руку и покраснел. Перешли линию — он выдернул руку.
В небольшом лесочке, у дороги, расположились братья Гущины со своими гостями.
Мама Гущиных пыталась что-то петь. Она была совершенно пьяна.
— Не смотри туда, — сказала Маша и дернула Женьку за руку.
— Почему?
— Володе стыдно. И никому не рассказывай.
— Хорошо.
В магазине она купила конфет и печенья.
— Вы это для Андрюшки и Леньки? — спросил Женька. Он сам не знал, как об этом догадался.
— Да. Но это секрет. Ясно?
— Ясно. Какая вы добренькая… — он ухмыльнулся с целью обидеть ее.
— Дурак ты, — ответила она. Так, как ответила бы взрослому и равному.
И ему расхотелось ее обижать. Уж очень она просто это ляпнула, с абсолютно чистыми глазами. В голове у него мелькнуло было сказать так, как говорил в каком-то фильме жулик: «Покупаешь, начальник?» — но он вовремя понял, что если бы он это сказал, то и впрямь выглядел бы дураком. А ему этого не хотелось.
Глава 5
Маша
Да, наверное, не стоило покупать эти несчастные конфеты, но чем она еще могла хоть сколько-нибудь утешить Андрюшку с Ленькой? Жалость? Ну а если жалость? Частная благотворительность? Ну и пускай. Вот этот злой мальчик, кажется, так и понял. Черт возьми, если даже мальчишка понимает, что она плохой педагог… Ей даже как-то захотелось перед ним оправдаться. Она поймала себя на мысли, что все время забывает о разнице в возрасте, что хочется говорить с ним просто так, как с ровесником.
— Понимаешь, Женя, им же очень обидно. Ты уж мне помоги. Скажешь, что это прислали с шофером автобуса…
— Врать учите?
— Ну хорошо, я сама.
— Да ладно уж.
— Просто ты взрослее других. Тебе можно доверить. А если я сама — догадаются.
— Ладно.
«Ладно-то ладно, — подумала Маша. Ну, этим двоим будет немного легче. А как помочь братьям Гущиным, Севе Морошкину?.. Ведь всё как будто в ажуре; к этим мать прикатила, к тому — отец…»